Рассмеялся Дронов и
сказал:
– Вот только
Марьи-Моревны у меня нет, похищать у меня некого.
– У вас нет семьи?
– Не успел я семьей
обзавестись. Наши жены – пушки заряжены. Подожду вот, когда ты подрастешь.
– Не говорите так
больше. Нехорошо.
– Да что ж я плохого
сказал, Оля-маленькая? Белой завистью будут завидовать твоему мужу.
– Белой зависти не
бывает. Зависть всегда черная. А я никогда не подрасту.
– Это почему же?
– Потому что нам отсюда
не выбраться.
– Ну почему ж,
попытаться все-таки можно.
– Не нужно отсюда,
Александр Дмитрич, никуда выбираться. Не нужно от Бога убегать.
– А разве желать жить –
от Бога убегать?
– Желайте, живите. Здесь
живите, не зря же нас здесь Бог собрал. Больше для нас жизни нигде нет.
– Ну уж ты слишком...
– Ничего не слишком.
– Руки у меня чешутся
бить я их хочу. Братца, кстати, хочу повстречать. У красных он командирствует,
чуть ли не корпусом командует.
– Родной брат?
– Роднее некуда. Ты в
восемнадцатом в Москве была? Вот и мы в Москве были. Они тогда, наверное, всем
офицерам в Москве по повесткам предложили явиться на сборный пункт, так
сказать, – в Новоспасский монастырь. Явились сдуру. Братец мой предложение
принял. Меня, слава Богу, человек один вызволил, имени не его знаю, помню –
поручик тоже, замок в двери нашей сломал, нас в той келье человек двадцать
сидело, ушли мы. А остальных расстреляли. Вот...
– А зачем вы хотите
брата встретить?
Дронов пожал плечами:
– В глаза ему хочу
поглядеть.
– Я думаю, на этом ваша
встреча не кончилась бы. Не нужно вам его встречать.
– Ты прямо как
Оля-большая говорить начинаешь.
– Нет, я такая же, как и
была, и я бы тоже, наверное, если б, конечно, на вашем месте оказалась,
встретив, убила бы его. Но не надо, Александр Дмитрич, уходить отсюда, чтобы
брата убить.
– Да и не ухожу я
никуда, Оля-маленькая, так, подступает...
– А вы не думайте об
этом, радуйтесь просто, что Бог так явно открыл Себя нам. Что еще нужно?
– Да, пожалуй, что
ничего.
Они молча пошли мимо
открытых дверей келий. В одной из них Дронов увидел сидящего за столом
человека, одетого в заштопанную толстовку; белые развесистые баки и со спины
были видны. Человек обернулся, и поручик увидел меж белых развесистых баков
тонкие, гордо поставленные губы и смеющиеся глаза.
– Проходите, проходите,
проходите, милсдарь, – сказал человек, – чего ж так, через порог-то?
Полюбопытствовать зашли?
– Да просто
познакомиться. Если не возражаете. Под одной крышей теперь живем.
– Да хоть и из
любопытства, милости прошу. Любопытство – это здоровейшее человеческое чувство.
Человек нелюбопытный есть человек больной, нация, состоящая из нелюбопытных,
есть больная нация. Любопытство придумало науку, а отсутствие его выдумало
Бога. Эк я вас сразу-то, а?