Федюшка даже удивиться
не успел странному вопросу. Из-за клыков раззявленной змеиной пасти выскочил
длинный, раздвоенный на конце язычок и вонзился в Федюшкину грудь, свободно
пройдя сквозь одежду. Федюшка ощутил легкий укол в груди, собрался было
ойкнуть, но через мгновение не ойкнул даже, а вскрикнул громко, совсем уже по
другому поводу, перед самым его носом на подрагивающем раздвоенном языке стоял
маленький-маленький, со спичку ростом, человечек точь-в-точь Федюшка и лицом, и
телом, лицом, правда, не очень, слишком уж капризно-требовательным было его
сморщенное личико. Гримаса недовольства чем-то перекосила крохотные черты его,
глазки гневно сверкали, а из ротика вдруг громоподобно рявкнуло: «хочу!»
Федюшка отпрянул в ужасе: вот тебе и крохотулька, репродуктор на столбе тиши
рявкает.
— Не шарахайся от своего
повелителя, — с усмешкой сказал змей.
— Как повелителя? Вот
этот...
— Он самый. Не гляди,
что маленький. Это и есть твое «хочу», коему ты покорный раб. Не смущайся
словом, юноша. Раб своего «хочу» есть повелитель жизни, быть его рабом — это
прекрасный удел сильного человека, это значит наперекор всему делать то, что
тебе нравится. Захотел варенье — беру, захотел присвоить груду камней, то бишь
тяжелые снаряды — беру, захотел бессмертия... тут вроде бы и загвоздка, хорошо,
конечно, когда носишь в себе такое жадное и громкое «хочу», но ничтожное твое
«могу» здесь бессильно, но! Разве могу я, со своим всемогущим «могу» остаться
равнодушным к воплю твоего повелителя? Мы с твоим «хочу» давние приятели.
— И мы тоже! — встрял
пупырчатый комок, и оба расхохотались. И Смерть вслед за ними задрыгалась, захихикала
своим старушечьим хихиканием.
— Ваша кромешность, мне
пора, — сказала она вдруг, резко прекратив смех.
— Да! — взревел змей, —
хватит пустословить! — Чешуя змея с треском разорвалась, разметалась на
кусочки, и Постратоис снова явился в своем первоначальном виде. — Эти несносные
огонечки жизни порядочно-таки расколыхались, их избыток меня раздражает.
— А меня так прямо
опаляет! — вскричал пупырчатый комок, подпрыгивая на месте.
— Гасить! — взвыла
Смерть и подняла вверх руки.
— Не трепещи, юноша, — Постратоис
положил руку на плечо Федюшки и прижал его к себе, — не бойся, больше Смерть
шутить не будет, она два раза не шутит. И вообще не придавай большого значения
жестам и словам.
— Как? — Федюшка поднял
растерянные глаза на Постратоиса, — ты же сам говорил, что слово — это основа
всего.
— Говорил, говорил, —
рассмеялся Постратоис, — я вообще много говорю, ха- ха-ха... хватит разговоров!
В полет! Ужасающие огоньки жизни ждут дыхания Смерти. А те, в ком они угасают,
ждут моего приговора. А?! Хотя в последнем я не уверен, ха-ха-ха.