— А меня нечего
изобличать, слышишь, ты, архангел. Я и не скрываю своей натуры, и ко мне люди
тянутся к такому, каков я есть! Потому что я даю им удовольствие от жизни.
Здесь на земле. А ваше Царство Небесное, откуда ты сбросил меня когда-то, для
них тю-юю... фантазия. Они хотят то, что пощупать можно, что глазами видно, что
ушами слышно, что на зубах хрустит, что по глотке в желудок сползает. Я смеюсь
над тобой, Архангел Михаил! Ты как-то сказал мне, что не над людьми я властвую,
а над грехом да над смертью, но грех и смерть безраздельно властвуют над
людьми, так кто же я как не властелин людей? И этот бой за мальчишкину душу я
не проиграю!
— Убирайся-ка ты вон,
горе-властелин. — В руках у Михаила оказался меч, из ручки которого не железное
лезвие выходило, а била огненная струя. Шпага Постратоиса мгновенно
расплавилась в этой струе. Щит его продержался немногим дольше, но и он вскоре
потек и развалился. И едва пламя коснулось Постратоиса, как он взвыл, отскочил
огромным прыжком назад, взвился вверх, и тут Федюшка увидал, что руки Постратоиса
— это не руки, а громадные черные перепончатые крылья, одежда его исчезла, тело
же его стало волосатым и горбатым, да еще и хвостатым, а мохнатые ноги-лапы
оканчивались копытами. Но что стало с лицом! Федюшка даже зажмурился, чтобы не
видеть этой уродливой морды, не то свиной, не то собачей, с козлячей бородой и
торчащими из голого черепа двумя кривыми рогами. То, что стало Постратоисом,
махнуло крыльями и исчезло за мрачным лесом.
— Открой глаза, отрок, —
услышал Федюшка. Открыл он глаза — прямо перед ним стоял Архангел Михаил.
— Меч у тебя из какого
огня, из небесного? — спросил Федюшка.
— Да, — ответил Михаил.
— Дай мне его.
— Ты не сможешь сейчас
его взять, он опалит тебя. Чтобы его взять, надо самому сначала дать.
— Что?
— Добро людям. А ты им
пока отдавал ложь да обиды.
Сияние от головы Михаила
стало совсем нестерпимым. Федюшка вновь зажмурил глаза, спасая их от света и
сказал:
— Хорошо, я дам добро...
— Да разожмурь ты
наконец веки, — услышал вдруг он совсем другой голос. — Нужно мне добро твое,
чего ты мелишь?
Поднял Федюшка веки и
увидал себя лежащим на кровати в бабушкином доме, а над собой склонившегося
Постратоиса. Вжался Федюшка в подушку, полоснуло его страхом и неприязнью, уж
больно разительна и быстра была смена лиц, лишь мгновение назад на него глядело
юное, светлое лицо Архангела Михаила, и вот теперь вдруг зырится пугающая физиономия
Постратоиса. Еще стоит в ушах проникновенный печальный голос Михаила, и вот уже
его покрывает хриплая трескотня повелителя Греха и Смерти. А кто в самом деле
он такой?