— Ты что, на уши слаб? —
недовольно сказал незнакомец, — о ком у нас речь?
— Так что, тоска она...
это, живая что ль?
— Уже ль ты сомневаешься?
Лишь мгновение ты испытывал ее зубки — и каково было? Впрочем, мы опять
отвлеклись. Так что ж хорошего было в том прожитом, что обрушилось на тебя
сегодня?
— Что обрушилось?
— Прожитое обрушилось!
День прожит, а сколько таких дней впереди?
— Да-да, сколько,
сколько впереди? — Федюшка весь подался вперед, ему показалось, что незнакомец
знает и это, раз он знает , как Федюшка день прожил.
— Ты хочешь знать час
своей смерти? — прищурясь, спросил незнакомец. — Что ж, желание, конечно,
непохвальное, но естественное. Однако об этом позже. Так вот, что ж хорошего в
этой жизни? А? Маята, нервотрепка и беспокойство одно — вот что хорошего, т.е.
ничего хорошего. Разве не так? Где же, скажи мне, то удовольствие от жизни,
ради которого только и стоит жить? Вместо того чтобы медленно и с наслаждением
вкушать вкуснейшее варенье, ты глотал его, озираясь. Едва ты ощутил
удовольствие, что отвоевал у Васятки арсенал, как ты был схвачен бабкой своей и
доставлен сюда. Все удовольствия в жизни комкаются и ломаются сторонними
недобрыми силами, эти силы прямо стерегут ваши удовольствия! Чуть где только
выкроил ты себе хоть ма-ахонькое удовольствице, как — бац! налетают откуда ни
возьмись эти силы, как бабка на тебя сегодня, и — нет удовольствия. И так
каждый день, вплоть до гробовой доски. Это ж просто издевательство получается.
А ежели вечно эдак-то? А?! Кошмар! Сплошная бессмыслица эта жизнь. Будто
мыльный пузырек на поверхности воды случайно появился ты — человек, так же
случайно и лопнешь. И ни понять ты не успел, что, почем и зачем, ни
удовольствий не получил. По-моему, смерть после всего этого, так это просто
замечательно. А? Может быть, лучше приблизим ее час, узнать который ты так
страстно домогаешься?
— Это как это,
приблизить? — испуганно спросил Федюшка.
— Да очень просто,
сейчас я тебе трах по башке, как ты Васятку, только чуть посильнее, вот тебе и
твой час. А? — И незнакомец расхохотался таким мерзким хохотом, что Федюшку
оторопь взяла, он пробормотал:
— Нет уж, не надо
приближать мой час.
Незнакомец прекратил
хохот, будто кляп ему кто в рот сунул, и деловым, внезапно переменившимся
голосом, сказал:
— Итак, ты настаиваешь
на вечности?
— А что, это можно? —
робко спросил Федюшка.
— Ну а иначе разве б
завел я об этом речь? Разве похож я на болтуна? Кстати, а на кого я похож, а? —
Лоб незнакомца наморщился, обе лохматые брови сдвинулись в одну кучу к
переносице, страшные зенки его вопрошающе затаращились на Федюшку.