— Вы ни на кого не
похожи, — промямлил Федюшка, он неотрывно смотрел на нелепые, жуткие гримасы лица
незнакомца, не в силах от него оторваться.
— Великолепный ответ,
юноша, — прогудел незнакомец и пару раз хохотнул при этом. — Я действительно ни
на кого не похож. Пора, пожалуй, и представиться. Итак, я как раз тот, кто дает
вечную жизнь!
— Вы Бог?! — вскинулся
Федюшка и подался вперед. Лицо незнакомца дернулось судорогой, а глазищи
выпалили такой заряд бешенства, что Федюшка зажмурился от страха.
— По-моему, юноша, Бог
как раз отнял у человека бессмертие, если я правильно понял твою бабку, которая
недавно толковала тебе об этом. Не так ли? Я не Бог, я — наоборот, я возвратил
то, что Он отнял. Имя мое Постратоис.
— Вы грек?
— Да, я и грек, и грех,
— усмехнулся Постратоис, — я землянин! Я властелин поднебесья, где и вершатся
все дела земные.
— Давайте бабушку
позовем, а? — предложил Федюшка. Он вообще-то хотел спросить про поднебесье, но
как-то сам собой вырвался вопрос про бабушку.
— Не стоит трудиться, —
ответил Постратоис. — Во-первых, во всех здешних комнатах, кроме этой, где мы
имеем удовольствие беседовать, висят эти святоши на досках...
— Иконы что ли?
— Они, они, мне в
тягость ихние ханжеские глазки, а во-вторых, твоя бабка, по-моему, не изъявляла
желания жить вечно? Ну-ка обернись.
Федюшка обернулся и
отпрянул в ужасе, так что едва Постратоису ноги не отдавил. Оказывается, за его
спиной стояла уродливая, высоченного роста старуха с такой громадной,
перекошенной, клыкастой пастью, что, глядя на нее Федюшка был на грани того,
чтобы завопить и позвать на помощь бабушку. Но ведь все-таки он мужчина и потому
сдержался.
— На-пра-асно
шарахаешься, — произнес Постратоис, — эта добрая старушка и есть Тоска, с
которой я тебя познакомить обещал. Ее ротик, конечно, выглядит устрашающе, и
вид у нее тоскливый, так Тоска ведь, но ежели приглядеться, она весьма привлекательная
особа, я бы, правда, рад был, если б она еще попривлекательнее была, ну да уж
какая есть. А вот и еще один экземпляр, прошу любить и жаловать... Сзади, сзади
тебя он, это уж манера у них такая, сзади приступать, не взыщи.
Услыхав это, Федюшка прыжком
отскочил от того места, где стоял, и только потом обернулся. И обмер.
Необыкновенно толстый, рыхлый, в рванину одетый старик подпирал потолок
дынеобразной лысой головой как раз на том месте, где только что стоял Федюшка.
Блуждающие глаза старика выражали такой беспредельный панический страх, будто
за ним гналась свора свирепых, беспощадных собак. Этот страх из его глаз
наполнял собой комнату, леденя тело, проникал сквозь кожу, и вот уже Федюшка
чувствовал такой же страх в себе, необъяснимый и безотчетный, ему вдруг
захотелось сорваться и бежать без оглядки, не разбирая дороги.