— Смотри и видь! Перед
тобой сама Смерть, — сказал Постратоис, каким-то заговорщическим полушепотом он
это сказал и даже с лавки привстал.
— Но почему так воняет?
— спросил Федюшка, не отрываясь от черных дыр в бездну.
— Это не вонь, это смрад
гееннский! — торжественно провозгласил Постратоис. Холодок пробежался по спине
Федюшки от его возгласа. «Как страшно звучит — смрад гееннский», — испуганно
подумал Федюшка. Постратоис наклонился почти вплотную к Федюшкиному лицу и
заговорил страстно и грозно:
— На жизнь вечную
замахиваешься, а слов великих, на которых эта жизнь держится, боишься? Чего
глазками хлопаешь, чего челюстью дрожишь? Бери себя в руки, дружок, ломать себя
надо, ломать! Этот мир, в котором ты хочешь жить вечно, в нем все переставлено
с ног на голову, и только тот, кого вдохновляю я приобретает на все правильный
взгляд. Ты вдумайся в эти чудные, могучие звуки — «смрад»! Сколько силы в нем,
таинственности и величия! Какое замечательное слово! Сильному человеку такое
слово силы дает, а не пугает. Ага, по глазкам твоим вижу, понимать начал,
молодец, скор ты, оказывается, на мою науку, прелестно! Слово, дружок, это величайшая
вещь, это не просто сумма звуков... Да, слова смертных слюнтяев ничего не
значат, твои слова пока (не обижайся!) только воздух колеблют, а мои — насмерть
разят! Мои — силу гееннскую человеку дают! Не чувствуешь ли ты в себе прилив
чего-то нового?
— Чувствую, — сказал
Федюшка. Вымораживающие душу глаза Постратоиса не казались ему уже такими
страшными. Он в упор смотрел в них сейчас, и вот уже слово «смрад» ему кажется
действительно сильным и значительным, а не отвратительным, как раньше. Тут
что-то обжигающе-холодное почувствовал он на своем плече. Он поднял голову и
увидел, что это Смерть положила ему на плечо свою руку.
— А вы в самом деле
настоящая смерть? — спросил Федюшка, обращаясь к черным дырам. — Это вы на
земле людей убиваете?
— Да, я настоящая
Смерть, но я не убиваю людей, — последовал ответ, — я дарую им вечный покой, от
которого ты отказываешься. Ведь я венец жизни, все живое, само того не
осознавая, спешит мне навстречу, ведь все и вся спешит жить.
— Но зачем, почему вы
вообще есть? Ведь без вас люди бы сами по себе жили вечно.
— А ты попробуй убей
меня, вот и избавишь людей от смерти. А? — И белые молочные губы ее пискливо
захихикали. — Встречались на моем смертном пути всякие нервные и с таким
замахом. Велик замах, да сам промах. Только смерть бессмертна в этом мире!
Смерть победить нельзя, но со смертью можно поладить. — И снова старческое
хихиканье запрыгало из белого рта.