"Ох, поревидемкина
кровь", – подумалось Юлии Петровне, а вслух она сказала громко, обращаясь
только к Зое:
– А ну, прекратить!
Только диспута на эту
страшную тему, да еще с мордобоем не хватало на утреннике "Кем быть?"
Вначале она, было, обрадовалась внезапной союзнице в лице юной
"путаны" – ну как же, эдакий выкрик! Ну прямо, как во времена ее
юности. Но тут же и тоска взяла, "тоже мне, союзничек". Она знала
смутно, что папа юной "путаны" ведет победоносную войну за строение
№153-Б с тем самым попом, которого она на штыки поднять собиралась, и который
собирается у соседних первоклашек "Закон Божий" вести.
Этот папа был ее
ученичком-выпускничком. Выпустила... И все время оправдывала себя тем, что
потом его старшие классы испортили. Когда она узнала, что он на волне нового
демо-времени стал сутенером при какой-то большой столичной гостинице, она едва
не умерла. Ее ученички, конечно, в дальнейшей своей жизни совершали всякие
выверты ("И зачем я их учила?" – такая даже мысль проскальзывала), но
чтоб такой! Теперь вот в хозяина казино выдвинули. Маму "путаны" она
не знала, родом она была вообще не из Москвы.
Юлия Петровна смотрела
на Зою и думала, что сказать, с чего начать. И Зоя смотрела на Юлию Петровну.
Глаза в глаза. Все ее ученики из пятидесяти трех выпусков помнили взгляд своей
учительницы и когда взрослыми становились. Без слов, одним сверканием сразу по
всем направлениям, ее взгляд пришибал любую бузу в классе. А уж когда он был
направлен на отдельного первоклашку-индивидуума!.. Сейчас же будто два потока
встретились-сшиблись, один из глаз Юлии Петровны, другой – из Зоиных. И Зоин
поток задавил и задвинул соперника назад. Оторопь взяла Юлию Петровну. Она
глядела на Зою и видела – перерождение. Неслыханное, небывалое, невозможное. Но
невозможность перечеркивалась фигуркой Зои, стоящей напротив нее. То, что
определялось этим словом "перерождение", ни разу не встречалось ей за
всю ее необъятную педагогическую практику. Насколько это было возможно, она все
время пыталась узнавать дальнейшую судьбу своих учеников. И не знала ни одного
случая, чтобы кто-нибудь из них сделал то, что называется "сломать
себя". Невозможность этого слова она всегда подсознательно чувствовала и
всегда протестовала против сей невозможности. Но протестуй – не протестуй,
против рожна не попрешь. И, конечно же, себя сломать за сутки эта девчуха не могла,
да и с чего бы и зачем это перерождение? И явно извне, вроде некоей пропитки,
когда окунули тебя в нее, и пропиталась каждая клетка всего существа и уже
ничем этой пропитки не изгнать, носитель ее умрет вместе с ней.