— Погодите, сын мой, — послышался вдруг мягкий, даже какой-то вкрадчивый голос с испанским акцентом. — Дайте, я с ним сам поговорю.
— Только не подходите близко к двери, святой отец, — пробурчал десятник, — а то ещё как саданёт через неё из аркебузы прямо в вас... От этих гёзов всего можно ожидать.
Жуга с интересом поднял голову.
— Это что-то новенькое, — пробормотал он, не переставая орудовать иглой. — уж не тот ли это монах, о котором ты мне говорил, а?
Он вопросительно взглянул на Золтана. Тот пожал плечами. Ничего не ответил.
— Ты слышишь меня? — позвал этот новый голос из-за двери. — Ты, Жуга по прозвищу Лис? Я знаю, что ты здесь и что ты меня слышишь. Я — брат Себастьян, монах святого ордена братьев-проповедников, и я представляю здесь власть его святейшества Папы Римского и святую инквизицию. Jussu regis[39] я требую, чтобы ты открыл дверь и добровольно сдался нам на милость Божию и короля.
Травник завязал узелок, откусил свисающую нитку и выплюнул её в огонь. Смола вспыхнула. Жуга вытер губы рукавом, критически осмотрел и подёргал готовый шов, кивнул и начал новый.
— Не открою, — громко и ясно сказал он. (Золтан выругался.) — Я законопослушный гражданин и житель города, — продолжил травник. — И я плачу налоги магистрату не затем, чтоб всякие мерзавцы врывались в мой дом. И потом, ты говоришь, что ты священник. Но откуда мне знать, взаправду ты монах, или только сказался мне таким?
— А ты открой дверь, вот сам и убедишься.
— Нет, господин хороший, не открою. Нипочём.
— Почему же?
— Не хочу. Я в городе, и я тебе не серв. Имею право.
— Но это же нелепо! — кажется, монах за дверью неподдельно изумился. — Я слышу голос учёного человека, ты же не простолюдин, ты должен понимать: дом окружён людьми, мы уже вызвали городскую стражу, уйти у вас не получится!
— Человек всегда имеет возможность уйти.
— Имей ввиду: сейчас нам принесут бревно. Будет лучше, если ты откроешь дверь и сдашься сам на милость Божию, чем если мы её сломаем.
— Virtus ariete forlior[40], — сказал Жуга. Возникла пауза.
— Почему ты так упрямишься? — тихо спросил голос за дверью.
— Видишь ли, монах, — сказал Жуга, — я не доверяю людям, которые во имя каких-то высоких убеждений грабят, жгут и убивают. Если вы творите правое дело, почему — неправыми средствами?
— Все эти слова — всего лишь софистика. Здесь неподходящее время и место для философского диспута, Лис.
— О, да! — в голосе травника послышалась неприкрытая насмешка. — И я даже знаю, где бы ты хотел его продолжить... Как, ты сказал, твоё имя?
— Меня зовут Себастьян.