— Лина! О мой бог, Лина!
Звук собственного имени возвращает меня в реальность, и я вдруг сознаю, что стою посреди огромной толпы.
Нет. Это не просто толпа. Парни. И девушки. Неисцеленные, они все неисцеленные, никакого намека на метки на шеях. Во всяком случае, у того, кто стоит рядом и кого я могу разглядеть, метки исцеленного нет. Парни и девушки разговаривают друг с другом. Смеются. Они пьют из одного стаканчика. Я вдруг понимаю, что могу упасть в обморок.
Ко мне, расталкивая людей локтями, несется Хана, и я даже рта не успеваю открыть, а она уже напрыгнула на меня и сжимает в объятиях, как в день выпуска. От неожиданности я шарахаюсь назад и едва не падаю.
— Ты здесь, — Хана делает шаг назад и смотрит на меня, продолжая при этом держать за плечи. — Ты на самом деле здесь.
Еще одна песня заканчивается, и солистка группы — хрупкая девушка с длинными черными волосами — кричит что-то про перерыв. Пока мой мозг медленно перезагружается, мне в голову приходит тупейшая мысль.
«Она даже ниже меня и поет перед пятью сотнями человек».
А потом я думаю: «Пятьсот человек, пятьсот человек, что я делаю в такой толпе?»
— Я не могу здесь остаться, — тороплюсь заявить я.
Эти слова, как только я их произношу, дарят мне облегчение. Что бы там я ни хотела доказать своим приходом сюда, доказано: теперь я могу уйти. Мне надо выбраться из этой толпы, из этого гомона голосов, вырваться из моря раскачивающихся человеческих тел. Меня так захватила музыка, что до этого момента я даже не замечала, что происходит вокруг, но теперь я различаю цвета, чувствую запахи, вижу, как люди вокруг касаются друг друга.
Хана открывает рот, скорее всего, чтобы возразить, но в этот момент нас прерывают. К нам прокладывает путь блондин с сальной, падающей на глаза челкой, в руках он держит два больших пластиковых стакана. Он передает один стакан Хане. Хана принимает стакан, благодарит парня и снова поворачивается ко мне.
— Лина, — говорит она, — это мой друг Дрю.
Мне на секунду кажется, что ей неловко, но вот она уже снова широко улыбается, как будто мы стоим посреди школьного двора и болтаем о тестах по биологии.
Я открываю рот, но не могу произнести ни слова, что, возможно, к лучшему, потому что в этот момент у меня в голове на полную мощность включается сигнал пожарной тревоги. Может, это звучит глупо и наивно, но, пока я добиралась до этой фермы, я даже не подумала о том, что на вечеринке соберутся ребята обоего пола. Мне такое даже в голову не пришло.
Комендантский час — это одно, запрещенная музыка — это уже серьезнее, но нарушение закона о половой сегрегации — из самых серьезных преступлений. Из-за этого Уиллоу Маркс отправили на процедуру раньше положенного срока, а дом ее семьи изуродовали надписями; Челси Бронсон выгнали из школы после того, как она будто бы нарушила комендантский час с мальчиком из «Спенсер преп», ее родителей уволили с работы без объяснения причин, и вся их семья была вынуждена освободить дом. А ведь в случае с Челси даже не было доказательств, хватило слухов.