Стоя под козырьком
подъезда на заднем дворе, где обычно курили «ходячие» больные, доктора и
медсестры, Платонов глотал вечное, но благодаря влажности свежее уныние полными
легкими, и усиливал эмоциональное воздействие пейзажа на свою тонкую натуру
очередным подробным изучением «морга-избушки», как он его назвал, и
воспоминаниями детства.
В противовес осенней
мороси, но, имея подоплеку в недалеком морге, память вернула ему сюжет жаркого
лета, когда ему было шесть лет. В соседней квартире на их площадке умерла баба
Лида, у которой родители иногда оставляли Костю, убегая по делам или в гости.
Сегодня он вряд ли мог что-то хотя бы общее вспомнить о бабе Лиде, кроме того,
что она исправно за ним следила и пыталась поддерживать безнадежно пустую
беседу, с бесконечно повторяющимися вопросами в разных вариациях, отчего у
взрослого может возникнуть впечатление, что его проверяют на «Полиграфе». Но
маленький Костя про детекторы лжи ничего не знал и терпеливо отвечал: папу не
повысили, в школу —в следующем году, братика нет и не планируется, другие дяди
за красивой мамой не ухаживают, потому что есть папа, читать-считать умею... И
очень редко задавал свои вопросы, потому что на любой из них баба Лида отвечала
не «почему Земля круглая», а долгую историю своей жизни, и из уважения к
старшим надо было сидеть и слушать ее, теряясь в именах, датах, многочисленных
родственниках и знакомых, а потому — абсолютно не обогащаясь историческими
знаниями.
И вот в знойный июльский
день баба Лида умерла. Чтобы узнать, что такое «умерла», Костику пришлось
спустится со всеми взрослыми вниз к подъезду, когда туда вынесли гроб для
прощания. Первое, что он почувствовал — сладковатый тошнотворный запах,
источник которого ему был не очень понятен. Хотелось уйти куда-нибудь подальше,
чтобы перебить его духом бушующей вокруг зелени. Странно, но старушки со
скамеек от всех подъездов двора ринулись на этот запах, как пчелы к цветку. От
взрослых он услышал негромкое: «жара... разлагается...» и смутно догадался, что
это относится к телу бабы Лиды, которое лежит в красном гробу и смотреть на
которое очень страшно, хотя и любопытно. У соседнего подъезда стояли-топтались
музыканты с блистающими на солнце духовыми инструментами и большим барабаном.
Костику очень хотелось ударить в него колотушкой, которой помахивал дяденька,
будто разгонял дым от собственной сигареты. Пришлось прислушаться к разговорам
оркестра, откуда удалось выловить, что «сегодня два «жмура», «водку в такую
жару пить — смерть».
— А что дальше? — тихо,
понимая ответственность момента, спросил он у отца.