теряется где-то в глубине необозримого грядущего – на пути, сотканном из
лунного света. Или здесь христианство вообще являет свою
несостоятельность? Иешуа слаб, потому что не ведает он Истины. То
центральный момент всей сцены между Иешуа и Пилатом в романе – диалог об
Истине.
Что такое Истина? – скептически вопрошает Пилат.
Христос здесь безмолвствовал. Все уже было сказано, все возвещено.
Иешуа же многословен необычайно: - Истина прежде всего в том, что у тебя
болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти.
Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе даже трудно глядеть на
меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не
можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла
твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан.
Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет [6].
Христос безмолвствовал – и в том должно видеть глубокий смысл. Но
уж коли заговорил – мы ждем ответа на величайший вопрос, какой только
может задать человек Богу; ибо ответ должен звучать для вечности, и не
один лишь прокуратор Иудеи будет внимать ему. Но все сводится к
заурядному сеансу психотерапии. Мудрец-проповедник на поверку оказался
средней руки экстрасенсом (выразимся по-современному). И нет никакой
скрытой глубины за теми словами, никакого потаенного смысла. Истина
оказалась сведенной к тому незамысловатому факту, что у кого-то в данный
момент болит голова. Нет, это не принижение Истины до уровня обыденного
сознания. Все гораздо серьезнее. Истина, по сути, отрицается тут вовсе,
она объявляется лишь отражением быстротекущего времени, неуловимых
изменений реальности. Иешуа все-таки философ. Слово Спасителя всегда
собирало умы в единстве Истины. Слово Иешуа побуждает к отказу от такого
единства, к дроблению сознания, к растворению Истины в хаосе мелких
недоразумений, подобных головной боли. Он все-таки философ, Иешуа. Но его
философия, внешне противостоящая как будто суетности житейской мудрости,
погружена в стихию "мудрости мира сего".
"Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано:
уловляет мудрых в лукавстве их. И еще: Господь знает умствования
мудрецов, что они суетны" (1 Кор. 3, 19-20). Поэтому-то нищий философ
сводит под конец все мудрствования не к прозрениям тайны бытия, а к
сомнительным идеям земного обустройства людей.
"В числе прочего я говорил, – рассказывает арестант, – что всякая