власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет
власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство
истины и справедливости, где вообше не будет надобна никакая власть" [7].
Царство истины? "Но что есть истина?" – только и можно спросить вслед за
Пилатом, наслушавшись подобных речей. "Что есть истина? – Головная боль?"
Ничего оригинального в такой интерпретации учения Христа нет. Еше
Белинский в пресловутом письме к Гоголю утверждал о Христе: "Он первый
возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством
запечатлел, утвердил истину своего учения" [8]. Идея, на что и сам
Белинский указал, восходит к материализму Просвещения, то есть к той
самой эпохе, когда "мудрость мира сего" была обожествлена и возведена в
абсолют. Стоило ли огород городить, чтобы возвращаться все к тому же?
Можно угадать при этом возражения поклонников романа: главной целью
автора было художественное истолкование характера Пилата как
психологического и социального типа, эстетическое его исследование.
Несомненно, Пилат привлекает романиста в той давней истории. Пилат вообще
одна из центральных фигур романа. Он крупнее, значительнее как личность,
нежели Иешуа. Образ его отличается большей цельностью и художественной
завершенностью. Все так. Но зачем ради того было кощунственно
перекореживать Евангелие? Был же ведь тут какой-то смысл...
Но то большинством нашей читающей публики и вовсе как
несущественное воспринимается. Литературные достоинства романа как бы
искупают любое кощунство, делают его даже незаметным – тем более что
публика настроена обычно если и не строго атеистически, то в духе
религиозного либерализма, при котором за всякой точкой зрения на что
угодно признается законное право существовать и числиться по разряду
истины. Иешуа же, возводивший в ранг Истины головную боль пятого
прокуратора Иудеи, давал тем самым своего рода идеологическое обоснование
возможности сколь угодно многого числа идей-истин подобного уровня. Кроме
того, булгаковский Иешуа предоставляет всякому, кто лишь пожелает,
щекочущую возможность отчасти свысока взглянуть на Того, перед Кем
Церковь склоняется как перед Сыном Божиим. Легкость вольного обращения с
Самим Спасителем, которую обеспечивает роман "Мастер и Маргарита"
(утонченное духовное извращение эстетически пресыщенных снобов),
согласимся, тоже чего-то стоит! Для релятивистски настроенного сознания