Во всяком случае, вопрос
исчерпал себя — эта мамаша даже проявила заботу о его дочери, наставляя Светку,
как жить. И от этой ее своеобразной доброты пошла, как чувствовал Игорь
Сергеевич, цепная реакция: Светка словно вдруг повзрослела и стала вести себя
иначе, а от этого расцвел сам Игорь Сергеевич. В какой-то связи с этим он изжил
в себе и давний комплекс работы в роддоме: якобы он, мужчина, не может
нормально существовать среди исключительно женских проблем, ломающих его
мужскую психологию. Все эти пятнадцать лет, с тех пор как у него родилась
Светка, Игорь Сергеевич переживал, что дома и на работе он в женском царстве.
Теперь же с него как будто спали некие оковы: оказалось, из дочери тоже можно
вырастить хорошего человека. А вслед за этим открылась другая истина: в роддоме
мужчина психологически нужен женщине более, чем где-нибудь. Сколько страшных,
можно сказать, преступных ошибок совершалось здесь именно вследствие того, что
мужья и любовники, оставшиеся за стеной роддома, были психологически
несостоятельны!
— Что будем делать? —
спрашивал теперь Игорь Сергеевич беременную пациентку.
— Я на аборт, — отвечала
незамужняя или беспечная, или слишком молодая, но всегда обманутая женщина.
Этот обман заключался в незнании того, что когда-нибудь она горько пожалеет
свое загубленное дитя. Все потом изменится, мир сместит свои параметры, и изо
всех бед на первый план выйдет главная: нет ребенка. Ни того, отправленного
когда-то под нож, ни другого, потому что первый аборт зачастую оставляет
женщину бесплодной. Словно последующие дети, обидевшись за отвергнутого
братишку или сестренку, уже не хотят изначально назначенных им родителей...
— А сердце бьется, —
говорил в таких случаях Игорь Сергеевич. — Бьется его сердечко, растет... Как
знать, может быть, и чувства уже есть? Вот мы с вами сейчас говорим, а он
понимает... Если б мог, попросил бы за себя: мама, не убивай!..
В других случаях на
аборт шли все понимающие, замученные жизнью женщины, у которых уже был ребенок,
а то и два. Они представляли, на что идут, соглашаясь оборвать новую цветную
ниточку, завязавшуюся от их плоти и крови. Они страдали, но приносили себя и
внутриутробного малыша в жертву уже родившимся детям — ведь одному достанется
больше внимания, чем двум, а двум больше, чем трем. Не говоря о материальных
ценностях, жилищном пространстве и прочем.
— У вас уже двое? — как
бы невзначай интересовался Игорь Сергеевич. — А младший старшему не мешает?
— Как это? — удивлялась
мама.
— Ну, ведь одному больше
всего достанется: отдельная комната, два апельсина вместо одного, два
костюмчика, две игрушки. Все в двойном размере.