Одно немного портило
настроение: больно уж неказистая дорога тянулась к его участку от шоссе —
сплошь из колдобин. Впрочем, эта «вторая русская беда» настолько основательно
протянулась сквозь всякого российского человека, что и не особенно отягощает
душу — привычка, как говорится, вторая натура.
Что же касается «первой
беды», то Василий Петрович, как человек из «органов» в сопровождении двух
рослых сержантов проверил документы у жителей деревни, коих осталось всего семь
человек — исключительно старше шестидесяти лет — и ничего злокозненного не
углядел. Впрочем, удивляться тут было нечему. Большие Росы давно пережили свои
лучшие времена. Теперь, похоже, не то, что о жизни, о смерти хорошенько
подумать здесь становилось некому — среди заросших бурьяном фундаментов, будто
в испуге прижавшиеся к земле сараев, полуразрушенных зданий почты и магазина.
Какие уж тут неожиданные открытия? Правда в пятом по счету жилом доме вышла
некоторая заминка…
На четырех подворьях —
избы как избы: косые от старости, почерневшие от сырости и грязи. А пятая
избушка вырастала сказочным домиком, сложенным
как будто из шоколадных пряников и марципана. Крыша у нее была голубенькая с
желтой крапинкой, стены оранжевые, окошки беленькие. Так бы и съел. Сержанты
даже принюхались: а ну и впрямь съедобный? Да нет, все из ординарного дерева,
спиленного не иначе как в четвертую сталинскую
пятилетку, но посмотришь, не налюбуешься: и аккуратно, и нарядно, и светло.
Внутри — ласковые скамейки, укрытые самоткаными ковриками, дубовый стол под
голубой скатеркой, повсюду вышитые салфетки; на стеночках — фотографии в
аккуратных рамочках, в красном углу — святые образа. И печка русская — большая,
белая, важная. Воздух был пропитан ароматом полевых трав, вызывающим в носу
нежное свербение. Встретила же их посреди всего этого крестьянского благодушия
и уюта не какая-нибудь злобная бабуся с палкой в руке и толстыми очками на
носу, а вполне благообразная миниатюрная старушка с крохотным фарфоровым
личиком — ну прямо Божий одуванчик. Она улыбнулась, кокетливо поправила
платочек и неожиданно молодым звонким голосом спросила:
— Что, начальник,
проверка паспортного режима?
— Обязательно так! —
сурово ответил Василий Петрович.
Стараясь казаться
проницательным, он взглянул старушке в глаза и со строгой пытливостью
поинтересовался:
— Вы при ком сидели:
при Сталине, Хрущеве? Уж больно, судя по речи, вы тертый калач.
— Да не сидела я,
родимый, детей, внуков растила, — все также бойко ответила старушка, помахивая
зажатым в руке паспортом, — вот бабка моя Нюша, та уж хлебнула горюшка — и при
одном батюшке царе сидела, и при другом, и при Ленине, и при Сталине, и при
Хруще.