— По-моему, в сегодняшней передаче я была просто ужасна, — пожаловалась она.
— Вы прекрасно справились. Самое плохое в передаче с прямым эфиром, если дают заведомо неудачный совет. Вы этого не сделали.
— Но я не нахожу, чтобы мои советы были хорошими! Никогда бы не подумала, что столько людей принимают близко к сердцу личные проблемы барменов.
— Иногда такое случается. Но вы не принимайте это близко к сердцу. Помните, что мы обсуждали тему знакомства и вовсе не обязаны были разрешать все животрепещущие вопросы.
— Если тебе двадцать лет, все вопросы кажутся жизненно важными.
— Пожалуй.
Мэри Энн почувствовала, что дышит глубоко, всей грудью, словно присутствие Грэхема вдруг избавило ее от удушья.
Твердо решив не касаться больше в разговоре своей семьи, она спросила Грэхема, где он учился и где познакомился с Брионией. Он оказался выпускником Йельского университета, а Брионию встретил на межуниверситетском матче по футболу. Она играла за свой университет. Потом несколько девушек из ее команды пригласили его поужинать. Последовал недолгий период ухаживаний, затем они решили съехаться, затем поженились. Бриония как раз делала диплом в Маршалльском университете, когда умерла.
— Ну а вы? — спросил он.
— Я закончила Колумбийский университет. И с моей степенью могла бы делать что-то более интересное.
— Так почему же не делаете?
Вопрос был поставлен слишком прямо. Ей не очень хотелось исследовать причины. Но все же честность взяла верх.
— Наверное, боюсь, — призналась она.
Странно, но, к облегчению Мэри Энн, он не стал добиваться объяснений. И поскольку он молчал, она невольно сказала больше, чем хотела:
— Писательство — это своего рода выставление себя напоказ. Обнажение. На моем теперешнем уровне все гораздо проще.
Когда они вышли из ресторана на прохладный ночной воздух, Грэхем спросил:
— Хотите немного пройтись? После плотного ужина это полезно.
— Хорошая мысль.
Они пошли вниз по Страттон-стрит мимо католического собора Богоматери Мира.
— Здесь венчались мои родители, — проговорила Мэри Энн.
— Он очень красивый, — сказал Грэхем. — Мне особенно нравятся витражи.
— Так вы были внутри?
— И не раз.
Внезапно вынырнувшая из двери здания, где помещалась редакция газет, темная фигура заставила ее вздрогнуть. Человек навел на них фотоаппарат и щелкнул затвором в манере папарацци. Это был Джоэль Нагги, начинающий фотограф «Логан стандарт». В свои неполные семнадцать он иногда делал превосходные снимки, которые не удавались и его более опытным коллегам по газете.
— Не трудись, Джоэль, в газету это не пойдет, — охладила его Мэри Энн.