— Инспектор Пино ваш подчиненный?
— Он удостоен такой чести.
— Вы могли бы научить ваших людей мыть ноги. Когда его раздели, он преподнес милый сюрприз!
— Дальше! Как он?
— Сломаны три ребра, травма черепа и перелом левого запястья.
— Его жизнь…
— …вне опасности, да! А вот жизнь медсестры, которая приводит его в порядок, под угрозой!
Он слишком умен, этот практикант. Если бы момент был менее критичным для меня (и для Пинюша, скажем прямо), я бы охотно заставил его проглотить несколько коренных зубов, приправленных собственными остротами.
— Я хочу его видеть.
— Видите ли, он слишком плох сейчас!
— Я повторяю вам, я хочу его видеть!
Будущий экс-интерн парижских больниц вздыхает и ворчит о неуверенности, где дело полиции, а где вопрос медицинской этики.
Однако он ведет меня в палату, где валяется старший инспектор Пино.
Мое сердце сжимается, когда я обнаруживаю тщедушное тело моего старого дружбана в этих слишком белых для него простынях. Пятьдесят лет честности, самопожертвования, преждевременного слабоумия и недержания речи распростерлись на этой железной эмалированной кровати.
На голове у него повязка, он охает при каждом вздохе. Бедный герой!
Я сажусь у него в изголовье и ласково глажу его здоровую руку.
— Ну что, старый идиот, — говорю я, — что с тобой случилось?
Он останавливает на мне горящий от лихорадки взгляд.
— О! Тоньо, это, наконец, ты!
— Ты действительно попал в аварию? Его лицо искажает гримаса боли, потом, преодолев страдание, он шепчет:
— Нет, эти гады достали меня!
— Ты можешь рассказать?
— Один тип пришел в камеру хранения…
— Я знаю, ты пошел следом, дальше?
— Он взял такси до площади Виктора Гюго. По счастливой случайности мне тоже удалось поймать машину…
— Дальше…
Он опять замолкает, охваченный болью.
— У тебя нет с собой кальвадоса? — спрашивает он. — Не знаю почему, но когда мне плохо, так хочется кальвадосу. Я уже двадцать минут требую его в этой богадельне, но они мне отказывают.
— Я пришлю тебе большой пузырь, Пино. Шикарного, от папаши Нарадуасть, ты помнишь, где на этикетке изображен фрукт с полосатым чепчиком на голове.
— Ты не забудешь?
— Заметано! Но, умоляю тебя, рассказывай дальше!
— Слушай, мне кажется, что парень, который пришел в камеру хранения, принял все меры предосторожности, его страховали дружки. Он, должно быть, заметил, что мое такси следовало за его машиной, и вышел на площади Виктора Гюго. Он поднялся ножками по авеню Пуанкаре, я за ним… В тихом месте он перешел через перекресток. И когда я в свою очередь вышел на проезжую часть, машина ринулась на меня. Ты не можешь себе представить, как это страшно…