Просыпаюсь от неприятного чувства присутствия рядом чего-то
нежелательно живого. Не открывая глаз, сквозь чащу ресниц удается рассмотреть
сидящую надо мной на корточках женщину. Она внимательно разглядывает следы
побоев на моем кожном покрове. Я приподнимаюсь на локте — она смущенно
отстраняется и смеется. Рот ее наполнен темными редкими зубами, вокруг
бесцветных губ собралось множество морщин, пальцы больших рук растопырены
граблями. Одежда на ней дорогая, но безвкусно подобранная.
Поднимаюсь, подхожу к своей сохнущей одежде, с легким
ознобом натягиваю влажные брюки, а сам пытаюсь образно живописать, в какую
страшную беду попал: напали, избили, раздели и обобрали. Женщина слушает с
интересом, но без требуемой жалости. Прошу накормить, зная, что уж это на
женщин действует всегда благотворно. Она слишком долго думает и задумчиво
предлагает следовать за ней.
Приводят меня в странный дом, затерявшегося в глубине
густого смешанного леса. За высоким дощатым забором в окружении все тех же
смешанных деревьев, среди высоченных лопухов, осота и двухметрового борщевика
выглядывает изба с черной рубероидной крышей. Дом изнутри захламлен, под ногами
и вокруг все скрипит и жалуется.
Сажусь за стол, покрытый плюшевой скатертью. Передо мной
появляются колбаса, затем хлеб, а потом и тарелка с помидорами. Под взглядом
хозяйки жую чинно и сдержанно, за ее спиной набрасываюсь на еду, как зверь
дикий. От столь стремительного насыщения начинает кружиться голова, и я,
благодаря кормилицу за ее бесконечную доброту, рыщу глазами по комнате в
поисках кровати. Обнаруживаю диван и направляюсь к нему, бубня под нос про
закон Архимеда. Ложусь и пытаюсь задремать. В конце-концов, имеет право на
зализывание ран избитый, несчастный человечек, подобранный на улице доброй
женщиной.
Но вдруг ситуация меняется в нежелательную сторону. Подходит
хозяйка и нависает надо мной, уперев руки в бока. В голове проносится
неприятная мысль о плотских домогательствах, но хозяйка не об этом. Говорит же
она о свинарнике, который я и не заметил, и о необходимости работы в нем.
Спрашиваю в простоте сердца, можно ли мне рассчитывать на заработок,
необходимый для восстановления своего социального статуса. На что она отвечает,
без особых замысловатостей, что все зависит от производительности моего труда и
ласковости в характере поведения.
Работаю в свинарнике до заката солнца. Здесь так же запущенно
и грязно, как в доме. Оно, конечно, если женщина одна и ее слабые руки до всего
не доходят, то это простительно, а мне, даже несмотря на травмы, помочь даме
только в радость. Хотя, конечно, с другой стороны, все здесь напоминает авгиевы
конюшни, притом я вовсе не Геракл.