букв не видно в книге. В такой поселился один из коломенских и вдруг стал
часто мигать и щурить глаза...
Василий представлял беспокойство матери и в каждом письме писал, что
«меня сие житье весьма мало или совсем не трогает и не огорчает». О
нескончаемых простудах, навалившихся на него с середины января, он не упоминал.
С удовольствием передавал поклоны всем родным, бабушкам Фроловне, Алексеевне,
Васильевне; по просьбе матери, которая, как всякая жена священника, занималась
лечением, узнал полезный рецепт: два фунта анису, два фунта льняного семени,
десять золотников салоцкого корня, десять золотников салоцкого соку— все
высушить, истолочь, просеять сквозь сито,потом, растопив в муравленом горшке
два фунта мёда, всыпать порошок чуда, размешать и поставить в печь, дабы хорошо
протомился, принимать по столовой ложке утром и вечером и продолжать лечение
шесть недель.
Новости шли с обеих сторон. Василий сообщал отцу, что вовсю штудирует
философскую систему Платона и Аристотеля, тексты которых читает по-гречески
лишь с небольшими затруднениями. Владыка Платон почти не живёт в Москве в
Троицком подворье, что на Сухаревке, а большую часть года проводит в Троице или
новой своей обители Вифании. Весной по семинарии вышло распоряжение: рубахи,
порты, шляпы, чулки и шейные платки казеннокошным семинаристам иметь свои,
получая на казённый счет лишь белье. Иные приуныли, и рассказывали про двух
бурсаков, ходивших у московской заставы по дворам с протянутой рукою. Владыка
Платон всячески поощрял в семинарии диспуты на латинском языке, и в них младший
Дроздов скоро заслужил хорошую репутацию.
Он не написал об одном случае, заставившем задуматься. Шли после
диспута семинаристы гурьбою через лавру, продолжая спорить по-латыни, и один
мужик, посторонясь, сказал другому: "Видать, немцы. Как же пустили их
сюда?» Василий усмехнулся темноте мужицкой, а потом пришло в голову, что,
может, тот и прав…Все богословие преподавалось им на латыни, а на что латынь в
любом приходском храме?
Не знал Дроздов, что вопрос этот уже обсуждался в Святейшем Синоде.
Митрополит Платон горячо к сердцу принял дело и писал члену Синода митрополиту
Амвросию: «...чтобы на русском языке у нас в училище лекции преподавать, я не
советую. Наши духовные и так от иностранцев почитаются почти неучеными, что ни
по-французски, ни по-немецки говорить не умеем. Но еще нашу поддерживает честь,
что мы говорим по-латыни и переписываемся. Ежели латыни учиться так, как
греческому, то и последнюю честь потеряем, поелику ни говорить, ни
переписываться не будем ни на каком языке; прошу сие оставить. На нашем языке и
книг классических мало. Знание латинского языка совершенно много содействует
красноречию и российскому. Сие пишу с общего совета ректоров академического и
троицкого...»