чего семинарскому начальству беспрестанно жаловались на страшную тесноту
в кельях, где шесть — восемь бурсаков в тулупах едва не сидели друг на друге.
Полагалась казеннокоштным семинаристам одежда: белье, сапоги с
чулками, шапки с рукавицами, овчинный тулуп на три года, башмаки с чулками,
суконный кафтан на три года с починкою, кушаки из коломейки. В обыкновенные
дни весны к осени ходили семинаристы по кельям в длинных халатах и (для
сбережения обуви) босиком, надевая форму — суконные синие казакины с малиновым
воротником — лишь на занятия. Хлеба полагалось на брата по 14 фунтов в неделю, кваса — без меры, щи по будням пустые, по праздникам с говядиною (по 2 фунта на три человека), да еще баловали студнем, выставляя по блюду на семь человек.
Василию рассказали, что это еще хорошо. Ранее на учеников низших
курсов отпускалось по 2 1/2 копейки в день, на риторов — по 4 1/2 копейки, на
философов — по 5 1/2 копейки и на богословов по 6 копеек. Теперь же расходы
увеличили вдвое. Стипендию платят, но она невелика, и выгоднее всего
постараться стать стипендиатом митрополита, им сам преосвященный доплачивает
по 30 рублей.
Для большей экономии и пресекновения праздности троицкие семинаристы
сами мололи себе рожь на хлеб и квас; скот для говядины также свежевали в самой
семинарии. Летом все отправлялись на покос.
Народ вокруг Дроздова оказался разный. Иные, точно, богомольны и
прилежны в учении, иные плывут себе по течению, не загадывая ничего на
следующий день, а есть так и вовсе разгульные насмешники, непонятно для чего
поселившиеся в стенах лавры. Разные слышал он советы и приглашения, они не
колебали его внутренний покой, за исключением одного вопроса — квартиры.
«Живу на той же квартире,— писал Василий отцу,— но после праздника
непременно сойду, потому что на Переяславке никому не велено стоять. Не знаю
теперь, куда приклонить голову: не только на хозяйский кошт нигде не
принимают, но и на свой — весьма мало. Там тесно; там хозяин пьяница; там
беспокойно. Надобно жить или на худой квартире, или на улице. Беда! Если
пойдешь на худую квартиру и то за теснотою, то за шумом будешь терять много
времени: то правда, что не хуже будет, если жить на улице».
С Переяславки, известной в Сергиевом Посаде дурной репутацией, где
поселил его сам батюшка, прельстившись дешевизною квартиры, он в январе же
сошел.
Новая квартира была у дворника рождественского попа. Оба, и поп и
дворник, славились пьянством, но трем семинаристам был обещан «особый покой».
Василий сам покупал муку, в очередь с товарищами варил пустые щи, а вечерами,
закрыв уши ладонями,сквозь дворницкие то пение, то храп зубрил греческий язык.
Выхода иного не было. Иначе следовало поселиться в лачуге с волоконным окошком,
где в самые полдни