Корешок был мелко нарезан на доске (как морковь) и тоже отправился в суп. Запах варева понемногу распространился по кухне. Не съестной запах. Идентифицировать его Ласковин не мог. Не мог даже сказать, приятен ли ему этот аромат или нет.
— Снял бы ты свитер, Андрей Александрович! — мимоходом сказала Антонина. — Жарко ведь. И форточку открой, пожалуйста!
Андрей открыл форточку, стянул через голову свитер, оставшись в темно-синей фланелевой рубашке. С улицы потянуло свежим. Мелкие снежинки влетали на кухню и таяли в воздухе.
Антонина уменьшила огонь, прикрыла «зелье» крышкой и села на табурет лицом к Ласковину.
— Красивый ты мужчина, — сказала она и засмеялась.
— Ты тоже недурна, — таким же шутливым тоном отозвался Андрей. — Хотя стараешься скрыть, верно?
— Заметил, значит, — в голосе женщины слышалось одобрение. — Угадал — зачем?
Ласковин пожал плечами:
— Кто вашу сестру разберет?
Это был флирт. Легкий, ни к чему не обязывающий. Пикантный разговор. Антонина Ласковину нравилась. Не как ведьма, а как существо женского пола. Эта кухня, передник, колени, соединенные вместе, волосы, собранные в узел на манер школьной учительницы советских времен. От всего этого пахло не колдовством, а домашним уютом. Тем самым, что Ласковин тщетно надеялся получить от своей бывшей жены. И вместе с тем Андрей уже успел убедиться, что дело свое ведьмацкое Антонина знает. В этом была двуслойность, двусмысленность. Но ему было легко здесь. И говорить легко. Каким-то образом Антонина ухитрялась подчеркнуть его достоинство, превосходство.
— Я же ведьма, — сказала она. — А ведьма, сам знаешь, вам, мужчинам, — просто гибель. Хотя я и стараюсь помогать в основном женщинам, но и вашему брату (спародировав ласковинскую интонацию) тоже пособлять приходится. Как откажешь несчастному человеку, больному, страдающему…
Андрей попытался определить, говорит она искренне или лукавит, но не сумел.
— Как откажешь? — Антонина наклонилась вперед, поймала его взгляд. — Ну вот и приходится беречься… и беречь! (Улыбка. Намек?) Я ведь всякие болезни лечу: и недуги любовные, и бессилие мужское…
Антонина потянулась к кастрюльке, приоткрыла крышку шерстяной рукавичкой, понюхала, взяла щепоть соли и отправила в варево.
— Как суп варишь! — не выдержал Ласковин.
— Соль, — назидательно сказала женщина, — это земная вечная сила! В океане соль, в крови твоей соль. Без соли жизни нет!
— А что там кроме соли? — спросил Андрей.
— Вода!
— А кроме воды?
— А ты угадай!
— Нет, правда?
— А правда то, что сказать нельзя! — Антонина взглянула, наклонив голову. — Особенно мужчине! Если мужчине о женской ворожбе рассказать — большое горе случится! Пойдем-ка в комнату!