История последнего десятилетия жизни Герхардта, которую он сейчас рассказывал, могла удивить кого угодно, только не нас, уже знакомых с десятками таких же историй.
Столкновение с Ранком и его пьяной компанией из-за отказа выполнить их заявку. Приход к власти нацистов. Какая-то доля неарийской крови, которая текла в жилах Герхардта, оказалась незначительной для того, чтобы отправить его в Бухенвальд, но вполне достаточной, чтобы выбросить из оркестра. Потом работа настройщика и грузчика в музыкальном магазине, ушиб пальцев руки случайно упавшим пианино — и Герхардт остался без всяких средств к существованию. Лиззи жила в другом городе, положение у нее самой было тяжелое, и Герхардту приходилось не раз простаивать с шляпой в руках около ресторана, в котором он когда-то работал.
Однажды здесь его застает Ранк. И, конечно, не упускает случая поизмываться над его положением. А затем вдруг предлагает Герхардту место дворника в своем имении.
— Да-да, вы, может быть, не поверите, но все было так. — Герхардт говорил тихо, прикрывая иногда ладонью глаза, видно было, что ему трудно говорить об этом. — Ранк бросил мне в шляпу визитную карточку и ушел, очень довольный встречей со мной. А я думал о ней и не смог уснуть всю ночь. Работа дворника… Разве это в моем положении было так плохо? Самолюбие? Но какой раздавленный жизнью червяк мог думать о самолюбии! Однако, подумал я, что, если Ранк только издевался надо мной и, когда я приду к нему, попросту выкинет меня вон?
Нужен ли я Ранку, подумал я. И сам себе ответил: да, нужен. Мелкий, мстительный человек, он возьмет меня для того, чтобы потом в кругу таких же, как и он, самодовольных тупиц рассказывать о том, что у него работает в дворниках бывший скрипач оперного театра. А они будут хлопать его по спине и говорить, что он настоящий парень.
На следующий день я пошел по оставленному мне адресу и не ошибся в своих предположениях.
Ранк, снова поиздевавшись надо мной, пока на это хватило его скудного остроумия, написал мне записку к управляющему имением. Я приехал сюда и, представьте себе, не пожалел. Началась война. Ранк был здесь всего один раз, как раз перед приходом вашей армии. От Витлинга же я никогда не видел ничего плохого.
Что я могу сказать о Витлинге?
Первое, что меня поразило в нем, — его крайняя неразговорчивость. Сначала я принял это как нежелание говорить со мной, но вскоре понял, что у него просто был такой склад характера.
Никому не было известно, например, что у него есть сын. Я случайно узнал об этом в мае сорок первого года, когда он получил извещение о его смерти на острове Крит, но даже и тогда он не обмолвился ни словом. Извещение я увидел случайно. Потом он сжег его.