— Аркадий Петрович, к вам Иннокентий Мечиславович!
— Наконец-то! Зовите же! — расцвел Огуревич.
Жарынин и Меделянский с недоумением переглянулись. Кокотов тоже на всякий случай удивился, но сразу же узнал в госте правнука Яна Казимировича — Кешу. Загорелое спортивное лицо молодого человека выражало торопливую и беспредметную доброжелательность. Одет он был со вкусом: дорогой серый костюм, белоснежная сорочка, неброский, но элегантный офисный галстук и ярко-рыжие ботинки с дырчатым узором на мысках. В руке Болтянский-младший держал скромный коричневый портфельчик с деликатным, но приметный знающему глазу тиснением «Меркурий».
— Я, кажется, опоздал? — спросил Кеша, улыбнувшись, отчего его доброжелательность сделалась еще беспредметнее.
— Ничего-ничего! — успокоил Аркадий Петрович. — Мы сами только вот недавно собрались. Советуемся…
— Пунктуальнее надо быть, юноша! — заметил Меделянский недовольным голосом, так как успел сравнить свою обувь с рыжими штиблетами офисного пижона.
— Простите, в Москве такие пробки! — извинился правнук, придав улыбке оттенок раскаянья.
— Не удивительно! — возмутился Гелий Захарович, рассмотрев также и фирменный вензель на портфеле. — Надо было в девяностые дороги с развязками строить, а не виллы на Лазурном берегу!
— Неужели вы всерьез думаете, что кто-то станет давиться за власть, чтобы потом строить вам дороги, а не себе — виллы? — усмехнулся режиссер.
— А вы… вы, значит, и есть тот самый господин Меделянский? Я же вырос на вашем Змеюрике! — воскликнул Кеша.
— На котором из двух? — не удержался Кокотов, намекая на вторую, капиталистическую редакцию повести.
— Не вы одни, — подобрел Гелий Захарович, пропустив мимо ушей колкость писодея. — А вы, собственно, кто?
— Ах, совсем забыл представить! — спохватился Огуревич. — Иннокентий Мечиславович — правнук нашего дорогого Яна Казимировича.
— Да, дедушка просил вам помочь. — Молодой человек, не сдержав вздоха, кивнул соавторам, как старым знакомым.
— А чем вы, собственно, можете нам помочь? — подозрительно спросил игровод. — Нам даже Скурятин не помог.
— Скурятин — чиновник. А я юрист.
— Юристы, как сказал Сен-Жон Перс, — это люди, которые с помощью закона попирают справедливость.
— Надо же! Никогда не слышал… Здорово! Ну, господа, не будем терять времени! У меня сегодня еще переговоры, а ночью я улетаю во Франкфурт… — Кеша мельком глянул на часы, с которыми его не пустили бы к Скурятину даже на порог.
— Надолго? — завистливо спросил Огуревич.
— Нет. Утром совет директоров, к вечеру вернусь. Итак, что мы имеем?