18.50 – Пресс-конференция Гюнтера Шабовского, полностью передаваемая телевидением ГДР в прямой эфир, подходит к концу. Настало время для вопросов присутствующих. Глава корпункта итальянского информационного агентства АНСА Рикардо Эрман, получивший до начала пресс-конференции от своих коллег из ГДР намек на возможную сенсацию, спрашивает, не считает ли Шабовский ошибкой опубликованный на днях проект закона о выездах[90]. Тот вспоминает про поручение Эгона Кренца, отыскивает в груде бумаг нужный листок, еще раз пробегает его глазами и оглашает основное содержание документа. Шабовский говорит о будущей быстрой выдаче разрешений и о возможности выезда через «все КПП». Один из ошеломленных иностранных журналистов задает вопрос: «Когда это постановление вступает в силу?» Повертев в руках листок, Шабовский не совсем уверенно отвечает: «Насколько я понимаю – тотчас, немедленно». На него сыпется град вопросов относительно деталей нового урегулирования. Шабовский признается: «Я выражаюсь осторожно, потому что не был постоянно в курсе проблемы. Эту информацию мне сунули в руки перед самым моим приходом к вам». На этом пресс-конференция подходит к концу[91].
19.00 – За несколько минут до начала пресс-конференции В.И. Кочемасов сообщил мне, что постановление о выездах будет оглашено Шабовским (посол узнал об этом, видимо, от Кренца). По этой причине я в своем рабочем кабинете в посольстве слежу за пресс-конференцией Шабовского по телевизору – мне важно знать, как он обставит свое заявление.
Та небрежность, с которой эта важнейшая информация преподнесена публике, буквально потрясает меня. Я не в состоянии понять, почему этот без преувеличения судьбоносный для восточногерманской республики вопрос затронут под занавес и сопровождается такими неквалифицированными комментариями? Почему обговоренный с нами вариант без какого-либо предупреждения заменен на совершенно другой? И самое главное – по какой причине в решение об открытии границ ГДР включена секторальная граница между двумя Берлинами, режим которой на протяжении всех 40 лет существования второго германского государства был его болевой точкой? Все это подводит к убеждению, что новое руководство ГДР действует по-дилетантски, не способно владеть ситуацией и осуществлять солидную политику. Встает вопрос: как можно вести дела с такими людьми?
Сразу по окончании пресс-конференции, за которой посол также следил по телевизору, он звонит мне, чтобы выяснить мое впечатление от произошедшего. Я не могу скрыть своего смятения. Кочемасов советует сохранять спокойствие. Он говорит: «Самое главное дело сделано – решение принято и доведено до сведения общественности». Я убираю бумаги в сейф, запираю кабинет и возвращаюсь в квартиру, где продолжаю следить за развитием событий по телевизору – теперь уже по западногерманским каналам, которые находятся в высшей степени возбуждения. (Телевидение ГДР, как всегда, невозмутимо.) Меня одолевает предчувствие, что сюрпризы этого вечера еще не закончились.