«А ты будешь по всей ойкумене разыскивать уцелевших царевичей. И как только нападешь на след, пошлешь приказ удавить меня…
Нет, уходить из Турции равносильно самоубийству. Быть в пределах досягаемости длинных рук Фатимы, покуда внучек от нее не избавится, — тоже смерти подобно. Ахмет обязательно прикончит бабушку, не простит смерти матери. А уж с ним я как-нибудь договорюсь, он ко мне неплохо относится. Все свалю на Фатиму. Человек склонен верить любой небылице, порочащей того, кого он ненавидит. Пока же надо покинуть Истамбул, отсидеться в безопасном месте. Оставлять в столице кого-то из телохранителей, слышавших разговор с валидэ-султан, тоже нельзя. Даже среди сотни избранных обязательно найдутся трус и сребролюбец. Один испугается угроз, второй польстится на приманку.
Как же изолировать от мира сотню людей? Потребовать себе небольшой замок и затвориться в нем в добровольное заключение? Бесполезно. Филипп Македонский предупреждал: нет такой крепостной стены, через которую не пройдет осел, нагруженный золотом. Шпионы змеями подползут к моему убежищу, кузнечиками перескочат, червями пророются под стены.
В воздух, что ли, эту крепость поднять? Или окружить водой? Но и к острову легко переправу наладить, раз он стоит на одном месте. А если заставить его двигаться…»
— Я прекращу мятеж йени-чери. Дай мне галеру. Воинами на ней станут мои телохранители. Мы будем служить Ахмету на море верой и правдой два года, после чего пусть он вернет мне прежний титул, а я выдам ему братьев. К тому времени он укрепится на престоле, я перестану представлять для него опасность.
— Согласна! Только я не отдам тебе в подчинение боевой корабль. Ты будешь на каторге не нахудой, а простым гребцом! Бедняки, бывает, нанимаются на галеры за плату. Наймись и ты — на два года.
— Да это хуже самой лютой казни! Я умру от перенапряжения, от ударов надсмотрщика, от плохой пищи…
— Пусть капитаном станет твой доверенный человек, он не даст тебе сгинуть. Будет подкармливать, не позволит тебя отравить или зарезать — ты ведь этого опасаешься… Надсмотрщики тебя не тронут — ты свободный, а не раб…
— Хорошо, экипаж возглавит Мурад-паша, мой помощник…
— Быть по сему! Но он и его воины поклянутся на Коране, что освободят тебя лишь по истечении двух лет, если только не получат приказа султана.
— А ты, повелительница, обещай, что не пришлешь указания лишить меня жизни… И пусть Ахмет, как его отец, даст клятву, что не станет мне вредить…
— Даю слово. Муалима и харвахов я назначу лично. Если экипаж будет состоять целиком из преданных тебе людей, ты сумеешь, убедить их нарушить присягу. Воинам плати сам, гребцов тоже покупай за свой счет. А вот матросы будут кормиться от казны…