— Ты хочешь еще? — Зимава погладила его по голове. — Я твоя, любый мой. Я вся твоя. Твоя на всю жизнь. Нет, твоя навсегда. Хоть в Золотом мире, хоть в любых кошмарах.
— Кошмарах? — Вербовщик уже достаточно очнулся, чтобы сообразить, откуда он сюда вернулся. — Великие друиды! Радогост, наверное, заждался, и теперь зол, как росомаха. Сколько сейчас времени? Полдень уже есть? Так, я все-таки попробую успеть. Зимава, прости… Мне больно от тебя отрываться, но я обязан… Великие друиды! Я обязан выполнять свое задание…
Разбирая перепутанную одежду, он кое-как оделся, нашел пояс, застегнул и выскочил наружу мимо корзинки, из-за которой и случилась вся эта катастрофа.
Зимава собиралась гораздо медленнее и спокойнее. Разобрала и разложила одежды, застелила постель. Потом, напевая, накинула на себя рубашку, влезла по очереди в три юбки, потом надела сарафан, разгладила по телу. На плечи накинула бежевую кофту с коротким рукавом, оглянулась на постель. Уходить не хотелось. Хотелось пережить невероятный взрыв лешего еще раз. Кто бы мог подумать, что в этой угрюмой и размеренной нежити может быть столько страсти!
— Лада, Лада, великая Лада! — выдохнула Зимава. — Спасибо тебе, Лада, за это проклятие. Великая Лада, какая же я счастливая!
Грудь неожиданно обожгло прикосновение почти забытой ладанки. Девушка вытянула ее на свет, вытряхнула на ладонь цветок папоротника.
— Да, помню. Я обещала, — улыбнулась она и вставила цветок себе в волосы.
Сознание ненадолго помутилось, словно девушка слишком резко встала с корточек, в животе появилась легкая тошнота. Зимава увидела перед собой увешанную торбами, туесами и травяными пучками жердяную стену. Выше тянулась крыша из таких же тонких, в руку, жердей. И везде, куда падал взгляд, сохли корешки, вялились шкурки, покачивались связки мяты, болиголова, сон-травы, ромашки и зверобоя. У нее почему-то вдруг страшно заболела поясница, замерзли ноги, пульсирующе заныло плечо. Уже догадываясь, но еще не веря в случившееся, девушка медленно подняла руку, увидела покрытую серыми старческими пятнами скрюченную лапу и закричала от ужаса.
* * *
Избор встретил вербовщика еще далеко до священной рощи, на ведущей к ней дороге.
— Как ты вовремя! — обрадовался он. — Радогост как раз завершил обряд жертвы Триглаве в благодарность за богатый урожай и ушел к себе отдыхать. Давай я тебя округ к нему проведу, ибо в святилище ныне люда слишком много.
— Странно, — удивился вербовщик, сворачивая вслед за волхвом на траву. — В городе тихо. Нечто не знают о торжествах?
— Богине земли Триглаве, богу плодородия Яриле, да еще богу времен года Коляде селяне больше поклоняются, — пояснил Избор. — Их достаток от урожаев зависит. Ну, и Велесу, скотьему богу, конечно. Горожане же от ремесла живут, им Даждьбог, Похвист и Макошь ближе. Чтобы торговля богатой была и умение родовое в руках удержалось.