Мы сверлим друг друга взглядами. И я борюсь с искушением дать ему пощечину.
— Мэм… я… вы… это же вы меня совратили!
— Ах, ну да, конечно. А еще я могу проговориться насчет того, что вы питаете нежные чувства к леди Шад. Она очень красивая женщина, и я вас не виню. Ее муж, может, и посмеется над этим, но будь я мужчиной, не стала бы перебегать дорогу лорду Шаду…
— Довольно. — Он разворачивается и, чеканя шаг, идет к моей спальне.
Я, чуть медленнее, следую за ним.
— Что, вы еще не закончили? Ну же, Мэтью, пошевеливайтесь. Марк, деталь, которую ты держишь, сюда не подходит, это любому понятно. Ужин через час, а вам еще нужно переодеться в ливреи…
Кажется, я остаюсь. Но должна признаться, это пиррова победа.
На следующее утро мы с Амелией приступаем к занятиям, но сначала она ведет меня знакомиться с ее родителями, кучером мистером Прайсом и его женой. Они явно очень любят ее и друг друга и гордятся, что их дочь занимает более высокое положение в мире, чем они, а Джон, их младший сын, явно пойдет по ее стопам. У них есть и третий ребенок — прелестная светловолосая девочка Эмма лет шести на вид. Уж она-то точно не может быть внебрачной дочерью лорда Шада. Она не похожа на старших детей, но я припоминаю, что леди Шад рассказывала про рыжего кота. Удивительно, как сумел измениться лорд Шад. Я видела, что хоть он и смотрит на меня оценивающе (пусть бы даже и в таком убогом наряде), однако в его жизни есть только одна женщина, и это его жена.
— Нужно пойти в птичник и собрать яйца! — восклицает Амелия. Она повязывает фартук, надевает широкополую соломенную шляпу, берет корзину и тащит меня на улицу. — Вы любите кур, миссис Марсден?
— Жареных, — отвечаю я.
— На редкость глупые создания.
Она отпирает калитку, и мы оказываемся в закутке, где во множестве прогуливаются птицы и клюют зерно.
На нас с шипением бросается гусь.
Я визжу.
— Он вас не обидит. Хватит, Оберон! — Она машет на него фартуком, и гусь удирает.
С величайшей гордостью она знакомит меня с птичником. У меня голова кругом идет от шекспировских имен, которые она дала своим подопечным. Вот петух, такой же злобный, как и Оберон, его зовут Тит Андроникус. Она грозит свернуть ему шею. Куры суетятся у моих ног и, принимая шнурки моих ботинок за червячков, пытаются склевать их. У них есть уютный закуток с корытом, полным сена, и Амелия предлагает мне согнать кур, чтобы забрать яйца.
Куры теплые и мягкие и издают нежные воркующие звуки, чем напоминают мне маленькую Гарриет.
Утки плещутся в грязном пруду и вразвалочку ходят вокруг. Амелия ищет еще яйца. Она уверяет меня, что утки гораздо умнее кур, но мне что-то в это не верится.