Женщины их целомудренны, и о бесстыдстве их ничего не слышно; однако некоторые из них в шутку произносят позорные и бесстыдные слова. Раздоры между ними возникают редко или никогда, и хотя они могут дойти до сильного опьянения, однако, несмотря на свое пьянство, никогда не вступают в словопрения или драки.
Описав хорошие нравы татар, следует сказать и о дурных. Они весьма горды по сравнению с другими людьми и всех презирают, мало того, считают других людей, так сказать, ни за что, будь то знатные или незнатные. <…>
По сравнению с другими людьми они очень вспыльчивы и раздражительного нрава; они гораздо лживее, чем другие люди, и в них не обретается почти никакой правды. Вначале, правда, они льстивы, а под конец жалят, как скорпион. Они полны коварства и обмана и, если могут, обходят всех хитростью. Это грязные люди, когда они принимают пищу и питье и в других делах своих. Любое зло, какое они хотят сделать другим людям, они удивительным образом скрывают, чтобы те не могли защитить себя или найти средство против их хитростей. Пьянство у них считается почетным, и, когда кто-то много выпьет, там же извергает выпитое обратно, но это не мешает ему снова пить. Они очень алчны и скупы, огромные мастера выпросить что-нибудь, а вместе с тем весьма крепко удерживают все свое и очень скупые дарители. Убийство других людей они считают пустяком. Короче говоря, невозможно описать все дурные нравы их, потому что их очень много.
Их пищу составляет все, что можно разжевать, а именно они едят собак, волков, лисиц и лошадей, а в случае нужды вкушают и человеческое мясо. Как-то они воевали против одного китайского города, где пребывал их император, и осаждали его так долго, что у самих татар вышли все съестные припасы, и, когда у них вовсе не осталось пищи, они брали для еды одного из десяти человек. Они едят также нечистоты, выходящие из кобыл вместе с жеребятами. Мало того, мы видели даже, как они ели вшей, причем они говорили: «Неужели я не должен есть их, если они едят мясо моего сына и пьют его кровь?» Мы видели также, как они ели мышей.
Скатертей и салфеток у них нет. Хлеба у них нет, равно как зелени, и овощей, и ничего другого, кроме мяса; да и его они едят так мало, что другие народы с трудом могут жить на это.
Они пачкают руки жиром от мяса, а когда поедят, то вытирают их о свои сапоги или о траву и тому подобное; более благородные имеют также обычно какие-то маленькие суконки, которыми напоследок вытирают руки, когда поедят мяса. Пищу разрезает один из них, а другой берет острием ножа куски и раздает каждому, одному больше, а другому меньше, сообразно с тем, кого они хотят больше или меньше почтить. Посуды они не моют, а если иногда и моют мясной похлебкой, то снова с мясом выливают в горшок. Горшки, или ложки, или другие сосуды если они вообще моют, то точно так же. У них считается великим грехом, если каким-нибудь образом дано будет погибнуть чему-то из питья или пищи, поэтому они не позволяют бросать собакам кости, если из них прежде не высосать мозг. Платья свои они также не стирают и не дают стирать, особенно в то время, когда начинается гром, до тех пор пока не переменится погода. Кобылье молоко, если оно у них есть, они пьют в огромном количестве, пьют также овечье, коровье и верблюжье молоко. Вина, пива и меду у них нет, если этого им не пришлют и не подарят другие народы. Зимою у них нет даже и кобыльего молока, если они небогаты. Они также варят просо с водою, размельчая его настолько, что могут не есть, а пить. И каждый из них пьет поутру чашу или две, и днем они больше ничего не едят, а вечером каждому дается немного мяса, и они пьют мясную похлебку. Летом же, имея достаточно кобыльего молока, они редко едят мясо, если им случайно не подарят его или они не поймают на охоте какого-нибудь зверя либо птицу.