— Ты глупая и ничего не понимаешь! — сказала Наташа, не отрывая побелевшего носа от стекла. — Когда про человека говорят — промок до костей, он тоже до костей не промокает…
Помидоры, действительно, совсем полегли на землю. Даже толстые палки, и те пригнулись вниз, не в силах удержать намокшую зелень. Да, будет им работка после дождя! Снова придётся всё приводить в порядок.
Эти помидоры были Наташиными воспитанниками, можно сказать, от самой колыбели. Она пересаживала рассаду из ящиков в парники, когда они были совсем малышами, может быть не больше чем в два мизинца ростом. И каждое утро и каждый вечер она с другими девочками поливала их тёплой прудовой водой. И не ленилась притащить в гору лишние лейки, чтобы напоить кустики досыта. А когда они повзрослели, стали упираться темнозелёными головами в стёкла парниковых рам и проситься на волю, их пересадили на эти грядки перед домом.
…Но какой дождь! Сколько времени он может лить? Весь день или тысячу лет?
Главное, все ребята чем-то занялись, только она целое утро не знает, куда ей приткнуться.
А что делает Нюрочка? Интересно, чем это она так увлеклась?
Наташа отрывает от стекла свой побелевший нос и смотрит на Нюрочку.
Так и есть! Взяла её собственный, Наташин, лоскуток. Зелёный в клеточку. Сейчас она ей покажет!
— Нюра! — не очень громко, но очень внушительно говорит Наташа.
От неожиданности и, главное, от строгости Наташиного голоса Нюрочка вздрагивает.
— Что?
— Откуда у тебя этот лоскут? Да, да, этот, клетчатый.
У беленькой Нюрочки испуганно дрожат ресницы. Она смотрит на Наташу и, заикаясь, говорит:
— На… на тумбочке… на этой… Возьми, если он твой…
— Конечно, он мой! — говорит Наташа и хмурит брови. — Конечно, он мой, а то чей?
И вдруг ни с того ни с сего произносит равнодушным и скучным голосом:
— Ладно. Бери себе, если он тебе нравится…
— Насовсем? — шепчет Нюрочка, не веря своим ушам.
— Конечно, насовсем! Неужели наполовинку!
А дождь льёт, льёт…
Наташа снова прижимается носом к стеклу. И вдруг глаза её загораются. Прямо от почты, направляясь к их дому, идёт почтальон Алёша. Его почтарская сумка, толстая, набитая письмами, висит сбоку. Он широко и твёрдо шагает по мокрой и, наверное, очень грязной дороге. И Наташе кажется, будто она слышит, как постукивают деревяшки, которые Алёша, как и все марийские ребята, обязательно подвязывает к подошвам, чтобы дорожная грязь не прилипала к ногам.
Наташа распахивает обе створки окна.
Дождь, словно только и ждал этого целое утро, с силой врывается в комнату. В одно мгновение Наташино лицо, руки, косички покрываются крупными водяными каплями.