С бешенством ковыряла я землю мотыгой. Мне даже воду в поле тяжело таскать – моим ли плечам сражаться с огромным деревянным коромыслом и подвешенными к нему ведрами? Случалось, я падала, и вода проливалась. К тому же я медлительна. Иногда подруги-рабыни брали на себя то, что тяжелее из моей работы, а я делала за них что попроще. Но меня это удручало – им же тоже трудно. Хотелось делать свою работу самой. Просто я слаба – потому и не гожусь в крестьянские рабыни.
Временами, работая в поле, я вскипала от ненависти. Кли-тус Вителлиус! Вот кто бросил меня здесь, в деревне! Покорил, заставил полюбить себя всем сердцем, каждой клеточкой тела, а потом шутки ради подарил крестьянину. Знал ведь, что я за девушка – тонкая, чувствительная, хрупкая, красивая землянка, и все же, забавляясь, обрек на тяжкое, горькое деревенское рабство, подарил Турнусу. Я обрушила мотыгу на сул. Ненавижу! Ненавижу Клитуса Вителлиуса!
Снова*я взглянула на дорогу. Тележка бродячего торговца Тупа Шварешечника теперь едва виднелась на пыльном проселке: Он брел к тракту – широкой, мощенной булыжником дороге, ведущей в Ар.
Хотя сестры-рабыни были ко мне добры, кроме них, в деревне на меня почти никто не обращал внимания.
Слабая, хрупкая, для крестьянской работы я не гожусь.
Ненавижу крестьян! Ну и идиоты! Не могли найти лучшего применения красавице рабыне, как запрячь ее в плуг!
– Деревня не для тебя, Дина, – сказал мне как-то Турнус. – Ты городская рабыня. Твое место у ног мужчины, в его покоях, в цепях и ошейнике. Тебе бы ластиться к нему и довольно мурлыкать, как самка слина.
– Возможно, – ответила я.
– Я ластилась бы и мурлыкала у ног Турнуса, – призналась могучая Ремешок. Мы расхохотались. Но она не шутила. Странно: такая крепкая, мощная – и жаждет мужского владычества. Да нет, ведь и она тоже женщина!
На тяжелую работу сил у меня не хватало, и поэтому Турнус часто брал меня с собой к слинам – помогать ухаживать за животными. Кое-кого из них я уже знала. Но в общем-то их боялась, и они, чувствуя это, питали ко мне какую-то необычную для этих животных злобу.
– Ты что, совсем ни на что не годна? – набросился как-то на меня Турнус на площадке для дрессировки слинов. Я опасливо отступила подальше. Под палящим солнцем песок раскалился. Дождя не было уже несколько дней. Са-тарне грозила засуха.
– Ни на что не годна! – Турнус раздраженно тряхнул меня за плечи.
Я вздрогнула под его руками.
– Что такое? – спросил он.
Я стыдливо отвела глаза:
– Прости меня, хозяин. Но уже столько дней меня не касался мужчина. А я – рабыня.