Очень скоро после воцарения Фридриха Вильгельма все эти непостижимые противоречия привели к созданию его знаменитого негативного образа. Как это обычно и бывает, положительные качества натуры не замечались, зато деспотические склонности и странности поведения обсуждались весьма охотно. Черты, прямо противоположные свойствам всех европейских монархов, — чистоплотность, трудолюбие, бережливость, верность своей «Фикхен», — ни в коем случае не толковались в пользу прусского короля. Его личная жизнь считалась мещанской, «буржуазной»; в лучшем случае его характеру приписывали смешные свойства. Образ Фридриха Вильгельма за границей складывался из черт комичных либо страшных. Солдатские дурачества Фридриха Вильгельма создали ему репутацию «фельдфебеля на троне» или «короля-сержанта». (Этими эпитетами прусскому монарху пытался отомстить король Англии Георг II, чья задница все еще горела от детских пинков Фридриха Вильгельма.) Но чем король-солдат действительно лишил себя расположения своих немногочисленных друзей, так это безудержной драчливостью, своим «палочным фетишизмом», благодаря которому он и произвел подлинный фурор в прусской истории.
Нам известно, как уже в раннем детстве Фридрих Вильгельм привык всегда настаивать на своем и не считаться с волей других. Пылкость и гневливость были присущи натуре маленького принца, но никто не смог противостоять его буйному темпераменту, никто не нашел слов, чтобы убедить его в необходимости быть сдержанным, не научил его самодисциплине. Сделать это пыталась одна только Софья Шарлотта; но ее материнское сердце разбилось об упрямство возлюбленного сына. Вот и не научился он держать себя в узде, привыкнув всегда добиваться своего, даже если при этом страдал другой человек. Сжав кулаки (порой в буквальном смысле слова), он сокрушал все, не приходившееся ему по вкусу или бывшее ему непонятным.
Уже мальчиком он избивал тех, кто не разделял его желаний. И чем старше он становился, тем чаще давал волю порывам ярости. Он бил кулаком, бил и палкой. Не то чтобы на него находило дурное настроение и он бил кого-то в сердцах. Нет, бил он от души, страстно, до онемения рук и остановки дыхания. Лицо при этом становилось багровым, а глаза вылезали из орбит. Казалось, король попросту рехнулся.
Невероятный человек этот Фридрих Вильгельм! Берсеркер, вулкан, извергающий лаву бешенства! И что самое плохое, чуждый всякой самокритики, не имевший и грана самодисциплины. Его буковая палка не смела опускаться лишь на жену и на армейских офицеров. (Однажды, стоя на плацу перед полком, он поднял палку на майора. Тот выхватил пистолет и направил было его на короля, но затем выстрелил себе в голову.) Всех остальных он угощал палкой без разбора. Силу его гнева именно таким образом ощущали на себе чиновники самых высоких рангов. Например, достопочтенные члены достославной Уголовной коллегии в Берлине. Они приговорили к смертной казни «верзилу» из полка графа фон Дёнхофа, укравшего 6000 талеров. Дёнхоф, потративший на этого парня уйму денег, не пожелал с ним расставаться. Он начал протестовать, ссылаясь на то, что совсем недавно тот же самый суд приговорил высокопоставленного чиновника, растратившего 30 000 талеров, не к смерти, а всего лишь к тюремному заключению. Однако приговор Уголовной коллегии являлся вполне правомерным. Законы всех стран Европы карали за воровство смертью (лишь Фридрих Великий упразднил этот средневековый обычай), тогда как растрата наказывалась тюрьмой. Но Фридриха Вильгельма эти тонкости не интересовали. Юристы, «чернильные души», явно хотели опять подложить свинью солдату. Он вызвал членов коллегии во дворец, стал на них кричать, багровея все больше, в кровь разбил одному из них голову. Под конец король совершенно обезумел. Размахивая палкой, он стал гнать высокий суд через коридоры дворца и парадную лестницу вплоть до Люстгартена. (Тем дело и закончилось. Судьи остались при своих должностях и чинах; несмотря на приступы бешенства, король не был ни мстителен, ни злопамятен.)