Улица, откуда пришли разведчики, оставалась далеко над ними и помнилась смутно, как что-то давнее, почти забытое. С непривычки могло показаться, что их заживо погребли, тяжелая могильная глушь окружала их повсюду.
Они вдруг поняли, на какой они глубине. Поверхность была немыслимо далеко, все внятно почувствовали толщу земли над головой, неимоверную тяжесть породы.
Разведчики настороженно прислушивались и озирались. Першин намеренно выдержал людей в тишине без движения, чтобы глаза привыкли и очистился слух. Позже капитан включил фонарь и поводил им, определяясь: яркий луч осветил круглое чрево тоннеля и двумя молниями унесся вдаль по заезженным до блеска рельсам.
Разведка разделилась на две пятерки — пятеро у одной стены, пятеро у другой. Першин отдал команду, все медленно двинулись в сторону центра. Соблюдая дистанцию, они растянулись вдоль колеи и шли друг за другом в десяти шагах по узким обочинам у края шпал.
Разумеется, любой из них был хорошей мишенью, они это знали. В тоннеле все они были отчетливой целью, каждый был на виду — ни укрыться, ни спрятаться, труба, она и есть труба.
Впрочем, они не надеялись остаться незамеченными. Будь здесь кто-то чужой, их уже взяли бы под наблюдение, а то и на прицел. Обнаружить кого-то они могли только подставив себя. Это было понятно без слов, само собой разумелось. Они понимали, что любой из них может оказаться на мушке — любой, как ни тасуй. Об этом старались не думать, но все знали, что они — цель. Это была такая лотерея, особая рулетка, где нет зрителей, все игроки.
Кроме проводника, никто из разведчиков не спускался прежде в тоннель метро. Они не знали, что таится в сумрачной глубине, откуда, сверкая, выскакивает поезд. Как пассажиры они что ни день мчались в вагоне, досадовали на станционную толчею в час пик, торопились в поздний час, чтобы поспеть на последний поезд или на пересадку, а иногда в стороне от общей суеты дожидались кого-то в условленное время: метро — удобное место для свиданий.
А сейчас они двумя пятерками медленно и настороженно шли друг за другом с интервалом в десять шагов и вглядывались зорко, ощупывая взглядом каждую щель, как научила их война.
Город в то лето полнился слухами. Гнетущая тревога растекалась по улицам, заползала в подъезды и подворотни, окутывала дворы, бульвары, парки, проникала в каждый дом и утверждалась прочно, как данная свыше.
Никто не в силах был опровергнуть ее, она была сильнее опровержений. Молва кочевала по объятому беспокойством городу, обрастала подробностями, хотя толком никто ничего не знал.