– На этот вопрос я не могу вам ответить. Но прошу, приходите попозже.
– Позже я не могу! Я должен уезжать. А вы не забывайте, с кем вы разговариваете! Как только мэтр Альберт узнает, что вы заставили меня ждать у его дверей, он вас сварит живьем! Немедленно открывайте ворота! Я не привык вести переговоры со слугами! Что до вашего гостя, он будет счастлив уступить мне свою очередь.
Рено решил, что с него хватит, он порядком наслушался речей незнакомца! Этот молодчик, который разговаривал так высокомерно и громогласно, действовал ему на нервы. Он подошел и положил руку ему на плечо:
– Сдается мне, что от вас слишком много шуму, сир чужестранец.
– Да вам-то какое дело? Откуда вы здесь взялись?
– Я был неподалеку. Хорошо, что дом магистра обращен к виноградникам, иначе вы бы уже перебудили весь квартал. И по моему мнению, господин магистр, как вы его называете, дорожит тишиной, если принимает посетителей ночью. Очень прошу вас, удалитесь.
– Вы считаете меня наглецом? Но вы-то кто такой, юноша, чтобы осмеливаться не только говорить со мной, но еще и класть мне руку на плечо!
Негодование пришельца было так велико, что Рено подумал, что имеет дело с сумасшедшим. Хотя на умалишенного незнакомец похож не был. Лет двадцати пяти – двадцати шести, в черной шапочке, с вьющимися темными волосами, узкой бородкой, длинными усами, орлиным носом и, скорее всего, светлыми глазами, он, без всякого сомнения, был очень знатным сеньором.
Рено решил, что благородные куртуазные манеры, которым обучила его приемная мать Алес, сейчас могут сослужить хорошую службу. Он, правда, собирался приправить их собственным пикантным соусом: с несколько насмешливой улыбкой он отвесил вспыльчивому незнакомцу изящный поклон.
– Прошу меня простить, если я нанес оскорбление родовитой и знатной особе. В таком случае я сокрушаюсь и раскаиваюсь. Но я хочу вас успокоить, сир незнакомец, я не простолюдин и не виллан[8], даже если пока не посвящен в рыцари.
– Ах вот как! Вы, значит, башелье…
– Дамуазо на службе у высокорожденной и очень благородной…
Рено чуть было не совершил ужасного промаха, но вовремя опомнился и замолчал. Однако незнакомец желал знать больше.
– Так у кого вы на службе?
– Я не обязан вам этого говорить.
– Скромничаете? Скромность становится достоинством, если речь идет о даме. Но по отношению к себе самому вы, возможно, менее скромны? Возможно, ваше собственное имя не такая тайна и вы мне его доверите?
Жиль Пернон, вернувшись, с беспокойством следил за словесным поединком, но не смел вмешиваться. Он попытался было дать понять молодому человеку, что лучше бы ему молчать и дальше, но Рено не видел причин скрывать свое имя. Он пожал плечами и сказал: