— Барыня теперь небось кровавыми слезами по Богуну плачет!
— Да ведь и бык был, не скоро такого найдешь…
— Как дракон какой!
Магда молчаливо обгоняла разговаривающих. Над Вавжоном еще и земля не осела, а они уж больше о быке, чем о нем, языками мелют. Такие уж теперь люди. А ведь и трех дней не прошло, как он ходил среди них живой, и никому и в голову не приходило, что вот оно как будет…
Идти было тяжело. Ноги болели у нее все больше, и она уже как спасения ожидала родов. Другим бабам это доставалось как-то легче. Но она сызмала была слабого здоровья. До срока еще далеко. А беременность давала себя чувствовать непрестанно. При всякой работе.
Вот и теперь она с трудом пришла с кладбища. А день только что начался. С полдня они пошли мочить лен. Приказчик подгонял изо всех сил, и так сколько времени потеряли с этими похоронами. Он назначил кому идти, в том числе и Магде. Известно, лен — это уж всегда бабья работа.
Мужики привозили с поля тяжелые снопы, связанные соломенными перевяслами, Сваливали их на землю. Потом и мужики и бабы укладывали снопы в яму с водой.
Из года в год сохранялись выкопанные в глине круглые ямы. По деревянному желобу в них проводили воду из ручья. Вода текла медленно. Ямы наполнялись постепенно. Сюда и клали лен.
Было холодно. Магда стояла по колени в глинистой бурой воде, высоко подоткнув юбку.
С края ямы ей подавали снопы. Со стоном сгибаясь, она брала сноп и клала в воду аккуратно, ровно, как полагается, чтобы поместилось побольше.
Трудно было Магде.
— Не поднимай, не поднимай тяжелого, — предостерегала ее Антонова баба, но Магду это лишь раздражало. Что зря болтать, когда приказчик поставил ее на эту работу, и все тут. Ведь роды еще не скоро.
Привозили все новые снопы. На большую телегу нельзя было грузить, — кругом размякшая, глубоко перепаханная земля.
У Магды выступил пот на лбу. Она напрягла все силы. Руки немели.
— Ишь, каких больших навязали.
Может, они были и не так уж велики. Обыкновенные. Сколько руками обхватишь.
Но ей каждый сноп казался тяжелым, словно чугунным.
С каждым снопом она все болезненнее охала. С каждым снопом все труднее было сгибать спину и еще труднее выпрямлять.
Спина стала словно деревянная, нестерпимо болела, нужно было страшное усилие, чтобы выпрямить ее, чтобы протянуть руки за новым снопом.
На мгновение у нее потемнело в глазах. Она сжала губы и вытерла пот со лба.
— Поживей, поживей, бабы! — шутил Валек.
— Еще бы! Хорошо тебе говорить, на сухом-то стоя!
— Влезай в воду, тогда увидишь!
— Полезет он! Еще портки замочит.
— И правда, а порточки ничего себе, праздничные.