Все засмеялись. Сквозь эти портки просвечивали голые колени. Но ему было наплевать. Портки как портки, обыкновенные, рабочие. Да и работа какая — в мокрой глине. Чего же еще?
Ныли руки, натертые стеблями. От их зеленых нитей рябило в глазах.
— Ну, ну! Укладывай, укладывай!
— Глядите! В приказчики, что ли, норовит?
— А ты подошел бы, Валек! Орать умеешь, просто чудо!
— А работать не очень-то! Точь-в-точь приказчик!
Женщины шутили, пересмеивались. Валек был парень красивый, веселый, все любили с ним поболтать.
Но Магде было не до смеха. Она слабела и с отчаянием поглядывала на все растущую гору новых снопов.
Глянула вверх. Небо заволокли тучи, но все же видно было, что солнце еще высоко, вечер не скоро.
«Как-нибудь выдержу», — убеждала она себя. Но вдруг сноп, неловко взятый, выскользнул у нее из рук, съехал набок и хлюпнулся в воду, поодаль от других.
— Эй, кума, гляди, что делаешь!
— Руки дырявые у кшисяковой жены!
Но тут они заметили, что с ней что-то неладное делается. Она стояла с побелевшим лицом, губы ее дрожали, руками она шарила вокруг, как слепая.
Бабы перепугались.
— Ох, милые, да ведь всякому видно, что баба в тягости. Куда ж такую на работу гонять? — возмущалась Антониха.
Магда присела на мокрую глину. Невидящими глазами уставилась в яму, быстро заполнявшуюся растрепанными снопами.
— Сможешь одна дойти?
— Смогу.
Она потащилась к баракам, робко оглядываясь, не нарваться бы на приказчика.
Дотащившись, легла на нары. Никого не было. Тихо. В голове у нее стучало, перед глазами плавали мутные пятна.
Заглянул Кшисяк.
— Что это с тобой? Мне на работе сказали…
— Разобрало меня что-то… Пройдет.
Однако не проходило. Она тихонько лежала, пока ужинали. Маликова жена приготовила.
— Ясек…
— Ты что?
— Сходил бы ты за Янтошкой.
Он перепугался.
— Магда, да ведь еще не время?
— Нет, нет, так только… Может, что присоветует.
Она говорила с трудом. Кшисяк кинулся к дверям. Янтошка собралась быстро, только накинула платок и захватила каких-то трав в тряпицу.
Янтошка понимала в этих делах, как никто в деревне. И хотя она была уже стара, хотя силы были уже не те, что раньше, охотнее всего звали Янтошку. А уж если что неладно, тогда ни о ком другом и разговора не было.
Уже с первого взгляда она поняла, что дело плохо. Она принялась растирать Магду, велела маликовой жене растопить печку, варила какие-то травы, давала Магде пить. А Магде было плохо. Так плохо, что ей казалось — ни рукой, ни ногой шевельнуть не сможет. Сильно ее разбирало. Но стонать она не хотела. Ведь не одна она в доме, люди наработались за день, спать им надо. Кшисяк лег на полу со Сташеком. Она могла лежать одна, точно королева какая. Но ее это не радовало. Невозможно было повернуться, невозможно выпрямиться, боль сжимала тело железным обручем. Она поджимала колени, так казалось легче.