…Сидим за круглым столом, под тёплым, круглым, матерчатым абажуром – и такое голубоглазое сверкание вокруг!… Вот только отца не могу выделить из этого круговорота… Просто слишком много новых лиц…
Я ехала к отцу, я хотела общаться с отцом, а получилось что-то совсем иное. Отец уходил на работу, когда я ещё спала, а возвращался, когда я уже спала. И те несколько дней я общалась, в основном, с бабушкой. Бабушка меня сразу полюбила. Она говорила: «Как же я хотела увидеть свою внучку! Какая твоя мама молодец, что привезла тебя к нам». Ещё она говорила: «Давно у меня не было таких маленьких. И дочки у меня никогда не было, только мальчики. А так хотелось ещё и девочку…»
По вечерам бабушка заворачивала меня, четырёхлетнюю, в одеяло – как младенца (одеяло до самого подбородка – «конвертиком»), и носила на руках, баюкая и напевая про серого волчка… Ей казалось, что я ещё совсем маленькая. Что я без песенки и без укачивания не усну. А я себя чувствовала очень глупо в этом коконе из одеяла. Мне было жарко, душно, тесно и смешно в роли младенца. Мне хотелось крикнуть: «Бабушка, я ведь уже большая!» Но я боялась обидеть бабушку. И продолжала париться в этом коконе…
А вот с отцом почти не виделась. Только в воскресение мы пошли все вместе сфотографироваться – на память о нашем приезде. На той старой фотографии – грустная мама, грустный папа, грустная бабушка, грустный и как будто сердитый дедушка, грустный Жорка – младший папин брат, ему лет четырнадцать тогда было. И только я одна на той фотографии весёлая: бант на голове пропеллером, улыбка до ушей… Потому что только я одна не ведаю, зачем мы с мамой приехали в Макеевку. А приехали мы разводиться с папой. Но я об этом даже не догадываюсь. Мама взяла меня с собой, чтобы папа поглядел на меня, увидел бы, какая я хорошая девочка, и пожалел бы о том, что потерял…
Мама к тому времени закончила свой строительный институт и получила назначение в город Оренбург. Туда же получил назначение Фёдор, который с мамой учился и ухаживал за мамой. И он уже уехал в Оренбург. А мама поехала сначала в Макеевку – разводиться…
Но мама и папа в тот раз не развелись. Потому что все родственники отца стали их тут же мирить и уговаривать: «Вы что себе думаете? У вас ведь ребёнок!»
И вот, мама и папа решили ехать в Оренбург вместе. И попробовать начать всё сначала…
* * *
Они ведь вместе, собственно говоря, почти и не жили. Только несколько месяцев после свадьбы. В этой же самой Макеевке. В то время (после второй мировой войны) это был небольшой и довольно грязный, унылый шахтёрский посёлок. Не помню, как здесь оказались мой дедушка Митя и бабушка Нюра со своими сыновьями. Бабушка – коренная одесситка и дед – кубанский казак.