Замедлив шаг, Юлия обернулась и окинула его взглядом оскорбленной добродетели, которому позавидовала бы любая святоша.
— Лучше прошагать пару верст пешком, чем сносить оскорбления и выслушивать всякие непристойности! — с достоинством изрекла она, а затем высоко вздернула голову и продолжила путь.
— Ну ладно, так и быть, я прошу прощения!
Обогнав Юлию, Матвей встал у нее на дороге, но она ловко обошла его и зашагала еще быстрее.
— Ну, допустим, экипаж ваш никто отсюда не утащит, — вкрадчиво заговорил Матвей, нагнав Юлию. — А пистолет? Вы же забыли его на сидении коляски! Что если кто-нибудь вздумает обшарить коляску и заберет его?
Вспомнив, что она действительно забыла пистолет, Юлия в замешательстве остановилась.
— Да, в самом деле, пистолет нельзя оставлять, — пробормотала она, нахмурившись. Потом взглянула на Матвея и приказала: — Идете назад к коляске и принесите мне его!
— Принести? — с насмешливым удивлением переспросил Матвей. — Вот еще новости! Я вам не лакей и не услужливый поклонник, чтобы бегать туда-сюда ради ваших прихотей!
Не ожидавшая такого отпора Юлия на мгновение застыла с приоткрытым ртом. Потом смерила Матвея убийственным взглядом и зашагала к коляске сама.
— Э, дорогая княжна, да вы никак обиделись на меня! — с притворным недоумением воскликнул Матвей, поспевая за ней. — Помилуйте, да за что же? Я ведь только правду сказал…
Не отвечая, Юлия забралась в коляску, взяла пистолет и хотела заткнуть за пояс, но, взглянув на дорогу, передумала и положила под сиденье.
— А вот, наконец, и мой кучер, — радостно сказала она. — Так что, господин Елагин, можете с чистой совестью… катиться отсюда ко всем чертям!
— Как? И вы даже не пригласите меня заехать на чашку чая? — с сарказмом поинтересовался он. — Ах, сударыня, как это невежливо с вашей стороны!
Не удостоив ответом очередную реплику Матвея, Юлия вышла из коляски и пересела в подъехавшую бричку. Экипаж тут же тронулся с места и вскоре исчез за поворотом дороги. Какое-то время Матвей наблюдал за тем, как привезенные кучером дворовые мужики суетятся вокруг коляски, потом вскочил на лошадь и двинулся в сторону большой дороги, забыв о своем намерении посмотреть мельницы.
В течение следующего часа настроение Матвея постепенно ухудшалось, пока окончательно не испортилось. Его больше не разбирал смех при воспоминании о перепалке с Юлией, а с каждой минутой все больше грызла досада на свою несдержанность. Проклятье, ведь он вовсе не хотел наговорить ей колкостей и рассориться в пух и прах! Как же могло получиться, что он так глупо и отвратительно себя повел? Но сколько Матвей ни бился над этим вопросом, ответа не находилось. «Словно бес какой толкнул под ребро, — с досадой сказал он себе. — Ведь знал же прекрасно, что с ней так нельзя, что это ни к чему, кроме скандала и ссоры, не приведет. И все равно выказал себя… каким-то отпетым грубияном и одновременно пошлым ловеласом! А теперь еще думаешь об этом всю дорогу, словно у тебя других забот нет!»