— Почему тифозные играют?
— У нас есть поверье: если человек умирает с музыкой, его душа попадает в рай.
— Большевики верят в бога?
— У нас не все большевики. А религия — частное дело каждого. Конституцией она не запрещена.
При очередном обходе «тифозных» доктор бросил взгляд на окно. Летчики испуганно посмотрели на врача.
— Ничего, ничего, — успокоил он. — Это к лучшему.
Он понял, что под грохающую басами гармонику пленные пилили железную решетку. Ночью это было нельзя, шум сразу услышат. Понял и сказал:
— У меня других больных много. Оставлю бинты, мазь и лекарство.
А под утро в замке — стрельба.
Пленных выгнали из камер. Пересчитали. Загнали обратно, снова выгнали.
Утром пищу не выдавали, на работу не вывели.
Многие не понимали, в чем дело.
Доктор догадывался…
А перед вечером всех выстроили во дворе. Объявили, что сбежали «тифозные» из третьей камеры. Через два часа их поймали и теперь расстреляют у всех на виду. Ведется строгое следствие, и пособники побега будут наказаны.
Пленных снова водворили в камеры.
У немцев было правило: пойманных при побеге казнить перед строем. Но семерых из третьей камеры на казнь не приводили. Позднее прошел слух, что «тифозных» не нашли.
К заключенным в камеру, где был и Воробьев, подсадили двоих новеньких, которые намеревались сблизиться с ним. Намекнули, чтоб помог бежать, не сможет ли сделать нечто, подобное истории с гармошкой.
— Не по адресу обратились, — отрезал провокаторам.
Но на допросе ему недвусмысленно сказали:
— Ваше дело, доктор, может кончиться плохо.
Шло время. Прямых улик против Воробьева немцы не нашли. И опять его пригласили в просторный кабинет старого «знакомого» с интеллигентным лицом, в пенсне. В креслах сидели офицеры из комендатуры. Хозяин, видимо, продолжая ранее начатый разговор, говорил что-то об «эластичной» обороне, «выпрямлении» линии фронта, о том, что в действие вступают свежие и главные силы, которые окончательно разгромят обескровленную армию большевиков, будто бы русские уже запросили мира. Потом повернулся к Воробьеву:
— Война, доктор, на исходе. Вам, повторяю, полезно подумать о будущем. Как врач, вы могли бы прекрасно устроиться в Германии. Хотите быть военным — получите высокое звание и пост. Хотите быть гражданским — будет у вас хорошая служба.
— И что для этого от меня нужно? — Воробьеву хотелось скорее закончить неприятный разговор. Он знал о положении на фронтах и не понимал, почему перед своим закатом фашисты на что-то надеются, хотят склонить его на свою сторону, почему он оказался вроде той соломинки, за которую хватается утопающий?