Сколько времени прошло,- не знаю.
Анна Матвеевна вошла в комнату, закрыла лицо руками. Все повернулись к ней, но никто не задал вопроса.
- Ребятушки,- сказала Анна Матвеевна шепотом,- у Геры все убиты: и мать, и братишка...
Таня перехватила полный ужаса взгляд Муси, судорогу на лице у Юры и, подавив рыдание, сказала:
- Ребята, уйдем отсюда...
Хорошо, что она увела младших. Даже издали доносился сюда плач Муси и взволнованные голоса мальчиков.
Юра направился было в комнату Геры, но Лиля остановила его:
- Не ходи, Юра, не надо его сейчас расспрашивать, утешать. Анна Матвеевна, у вас найдется чего-нибудь поесть? Ведь он совершенно истощен.
- Возьми на кухне кашу.
Анна Матвеевна ушла к себе в комнату - поплакать. Василий Игнатьевич к себе. В доме, придавленном новым несчастьем, тихо, в комнате пусто. Тогда вышел Гера и стал ходить по столовой от дверей к окну, от дверей к окну...
Лиля не хотела тревожить его; она шла в столовую за ложкой. Увидев Геру, она бесшумно остановилась на пороге и повернулась, чтобы уйти, но Гера обрушил на нее свою боль, свой гнев, свою ненависть, все, что бушевало в нем.
- Что ты тут ходишь? - закричал он зло.- Что тебе от меня надо? Ненавижу я тебя! Ненавижу. Отстань от меня, отстань! Никого мне не надо! Провались все к чертовой матери!
Лиля ошеломленно молчала; руки у нее задрожали, но она все понимала. Всё. И вдруг спокойно и деловито она поставила на стол прибор и положила в тарелку горячую, вкусно пахнущую кашу.
Гера осекся и стал удивленно следить за тем, что делает девочка.
- Что это? - спросил он.
- Тебе надо поесть.
Гера вспыхнул снова:
- Не надо мне вашей еды! Не надо! Не надо! Не приставай ко мне! Не трогай!
Лиля смотрела в сторону.
- Что ты молчишь? Что ты стоишь и молчишь?
- Я знаю, что тебе очень тяжело,- уронила Лиля тихо.
- Не твое дело, уходи! Не надо мне вашей жалости! Убирайся!
- Хорошо,- Лиля покорно ушла и закрыла за собой дверь.
Гера стоял у стола и смотрел на рисунок клеенки.
Потом машинально сел на стул и взял ложку. И стал есть жадно, давясь и обжигаясь. Он был голоден, очень голоден... и вдруг отодвинул тарелку, сгорбился, встал и пошел мерить и мерить шагами большую комнату...
Гулко раздавались его шаги в затихшем доме.
Анна Матвеевна тихонько вошла и положила сухую руку на его плечо.
- Герушка,- прошептала она.
И Гера вдруг по-детски приник к ней и заплакал, всхлипывая и стараясь удержать слезы. Он стыдился этих мужских колючих слез.
- Не могу я... Как вспомню Петьку... лежит ничком... и глаза землей набиты... а маменька его за ногу держит... а сама... проклятые! За все заплатят! За все!