Два барона, один баронет, три виконта, четыре графа, одному из последних только-только исполнилось девять лет, и один маркиз добивались ее руки. У двоих были очень уж большие уши. У четверых слишком маленькие глаза. От троих сильно пахло бренди, а с одного свалились бриджи, когда он угодил в фонтан. Нашелся и претендент, у которого отсутствовали передние зубы, и это не был мальчик.
«Будь спокойна, — сказала она себе. — У тебя сейчас есть более чем серьезная причина сказать Эверсли нет».
Едва стрелки часов приблизились к тому времени, когда вот-вот должен был появиться Эверсли, тетя Шарлотта поцеловала племянницу в щеку и вышла из комнаты. Поппи сидела в ожидании еще двадцать мучительных минут. Наконец до нее донесся стук в парадную дверь дома, и она сунула газету под подушку. Кеттл, старший дворецкий графа, приветствовал визитера в своей обычной сдержанной манере.
Поппи встала.
Потом снова села.
И снова встала.
Наконец граф — настоящий Адонис! — вошел в комнату. Сияющие голубые глаза, золотые кудри, высокий лоб, а плечи такие широкие, что Поппи почувствовала слабость в коленках.
— Вы одна?..
Глаза у Эверсли потеплели. Он питал к ней искреннюю привязанность, да и Поппи привязалась к нему. Однако она не могла думать о нем иначе как о друге. Собственно говоря, так случалось и со всеми другими ее поклонниками.
Благодаря Сергею.
— Да, — ответила Поппи, нервно сглотнув. — Что верно, то верно, я в одиночестве.
Обоим было ясно, что это значит. Отсутствие рядом с ней отца или тети Шарлотты избавляло ее от неусыпной опеки. Но с другой стороны, только обрученная или замужняя женщина могла находиться в комнате наедине с мужчиной.
Но ведь она не совсем одна, не так ли? С ней ее мать — такая спокойная, разумная. Она улыбается дочери с портрета, свадебные кольца сверкают на тонких белых пальцах. Волосы у нее так же отливают медью, как волнистые локоны самой Поппи; и глаза такие же изумрудно-зеленые.
Граф направился к Поппи, обойдя маленький столик и кресло. Поднес ее руку к губам и поцеловал пальчики.
— Нам будет приятно побыть наедине, — проговорил Эверсли таким голосом, от которого у Поппи должны были пробежать мурашки по спине.
Но не пробежали.
Она отвела взгляд от его красиво очерченных губ. Поппи слышала от тетиной горничной, которая узнала об этом от горничной вдовы, с которой у графа была интрижка, что он мастер целоваться.
— Было бы, — сказала Поппи, слегка втянув в себя воздух, — если бы нам предстояло вступить в брак.
— Что? — почти со скрипом в голосе произнес граф.
Поппи прикусила нижнюю губу. Как всегда в таких случаях, она вспомнила о Клубе Старых Дев и о том, как она и две ее лучшие подруги, леди Элинор Джиббс и леди Беатрис Бентли, дали друг другу обет выйти замуж только по любви.