— Я не ударился головой, — пробормотал он, когда они стояли в лифте. Потом, внезапно запаниковав, он поднял руку, которую держал — ее левую — и уставился на нее. Паника исчезла, как и внезапно испытанный им головокружительный порыв необычайной свирепости. — Вы не замужем? Не помолвлены?
— Почему эта проклятая штука так долго едет? — спросила она, ударяя пальцем по кнопке. — Нет, я не замужем. И не помолвлена. У вас есть врач? Мне отвезти вас к вашему врачу?
— Лучше выпейте со мной, — возразил он. Затем, поразмыслив, добавил: — Или я подам в суд.
— За углом есть закусочная, — поспешно сказала она. — Мы можем дойти пешком. Вы сможете идти так долго?
— Только не отпускайте меня, — уклончиво ответил он.
— Не отпущу, — пообещала она, ведя его от лифта через вестибюль.
Как хорошо, что она не отпускает его, думал Джош, пока они шли по освещенному тротуару. Он не обращал никакого внимания на то, куда они шли, а вместо этого пристально смотрел на ее профиль. Он больше не чувствовал усталости. По правде говоря, он никогда в жизни не чувствовал себя настолько очарованным. Все в ней, каждая черта, каждое слово совершенно пленяли его.
И так как он был взрослым мужчиной с хотя бы некоторой властью над побуждениями своего тела, он сумел не накинуться на нее. Но с трудом. Но настойчивая пульсация, которую он ощутил, взглянув на нее, не уменьшилась; он чувствовал медленное, постоянное биение страсти более ярко, чем когда-либо в жизни. Его тело казалось горячим, необычайно чувствительным; все его сознание словно сосредоточилось на ней с силой, не оставлявшей места ни для чего иного.
Она провела его через дверь маленького бара в темное задымленное помещение, махнув свободной рукой огромному крепкому бармену.
— Привет, Джейк!
— Рейвен! Что я могу сделать для тебя, крошка?
Она посмотрела на Джоша, потом оглянулась на Джейка.
— Бренди. Два. Мы будем в кабинке.
— Ладно, — отозвался тот.
Рейвен повела Джоша к кабинке. Она охотно махала некоторым завсегдатаям переполненного бара, но заботливо не ослабляла захвата на его руке. Когда они уселись, она попыталась мягко высвободить руку. Джош не отпускал.
— Думаю, вам понадобятся обе руки, чтобы держать стакан, — терпеливо сказала она ему.
— Знаете, я не ударялся головой, — лениво заметил он, уставившись на нее. Он не мог перестать на нее таращиться. — Почему Рейвен?
— Разве это не безумное имя? Я сказала папе, когда мне было десять, что он не должен был позволять матери настаивать на этой идее. Но он сказал, что чувствовал себя виноватым, потому что ему досталось все развлечение, а она сделала всю работу. Так что он чувствует себя виноватым, а я прозябаю с именем птицы и названием длинной бессвязной поэмы.