— Не оборачивайся. Он не причинит зла, если ты не…
Внутри похолодело. Том шумно сглотнул. «Он? Кто он?» Маргит крикнула предостерегающе, но он уже не слышал: голова, против его воли, медленно повернулась, до рези скосил глаза. Сердце, казалось, перестало биться. Комок влажного лесного воздуха застрял в горле. Вокруг резко потемнело. Как темнеет глубокой ночью, когда в одно мгновение гаснут все звезды, а луну проглатывает откормленная черная туча.
Но, даже будучи абсолютно слепым, Том увидел бы эти глаза, полные нечеловеческой злобы. Это они светились пронзительным голубым огнем, которые озарял чернеющее дно оврага. Зверь порывисто припал на передние лапы, из глотки вырвался полухрип–полурык, через громадное неестественно прозрачное тело Том различил размытые очертания опавших листьев, грязевых луж.
Всего мгновение они смотрели друг на друга, Том не выдержал первым, инстинктивно отшатнулся, глаза зверя торжествующе сверкнули. Он учуял страх. Грузное на первый взгляд тело растянулось в легком прыжке, холодной молнией ринулось прямо на него. В опасной близости от лица мелькнула оскаленная пасть, в лицо дохнуло смрадом, на жемчужных клыках повисли вязкие нити зловонной слюны.
Сильные лапы толкнули в грудь, под тяжестью зверя Том повалился на спину. Плечо обожгла резкая всепроникающая боль. Чей‑то душераздирающий крик ворвался в уши, кровь в жилах похолодела. Том с ужасом осознал, что это кричит он сам, горло саднило, словно туда залили расплавленный металл. Потом темнота заволокла все вокруг, хлынула под закрытые веки, растворяясь по всему телу.
***
В темноте он попытался нащупать одеяло, чтобы хоть как‑то согреться, но пальцы не нашли ничего кроме пустоты, пугающей сильнее, чем самый лютый холод. На короткий миг ему показалось, что слышит отдаленные голоса, удрученный мужской и взволнованный женский.
— …уму не постижимо! Гытрашу[8] все‑таки удалось его оцарапать. Это Ваше упущение, Армандо. Неужели Вы не могли предупредить учеников о тварях Запретного леса. А мне теперь приходиться лечить больного с ранами, которые оставил всего лишь бесплотный призрак. И хуже всего то, что раны глубокие, наверняка останутся шрамы.
— Да что шрамы… выжил бы.
— Вы меня оскорбляете, Армандо! Я и не такие раны залечивала, – вспылила женщина, помолчав, добавила надтреснутым голосом: – Но нужно время… много времени.
А потом все смешалось вновь, голоса понемногу стихли, отгородились завесой безмолвия.
ГЛАВА 10: Больничное крыло
Скромные солнечные лучи осторожно, словно боялись, что их заметят и зашторят окно, протянулись от подоконника к противоположной стене, наискось расчертили помещение золотыми полосами. В этом воздушном золоте кружатся и парят крохотные пылинки, тщетно оттягивают момент падения. Здесь тихо, как будто за окном погожий весенний денек, а не яростный северный ветер, что не затихает ни на минуту вот уже третьи сутки. Ветер напористо пригибает к земле даже самые гордые и непокорные деревья, заносчиво взвывает, когда удается вырвать с корнем молодое, неокрепшее деревце.