Уличив меня в безнравственности, сотрапезник перешел к самоанализу. Через минуту выяснилось: жизнь удалась. Понятно, не с материальной точки зрения. Но, кто же обращает внимание на подобные пустяки. Крепкий сон на свежем воздухе, завтрак остатками вчерашних трапез, здоровое общение с обществом посредством поэзии и, наконец, попытки наставить благодетеля на путь истинный прибавили уверенности в правильности избранного пути…
А на что тратите время ВЫ дорогой читатель?...
Вот и я осознал свое ничтожество. Как же иначе? Выходило: этот ужин – единственное заслуживающее внимание событие за последние годы. Остальное бессмысленная суета. Мы наполнили бокалы… И поспешили изменить течение мыслей.
Новая тема, возникла сама собой. Уже сгустились сумерки, на небе высыпали звезды, столы, стулья, посетители у стойки потеряли былую отчетливость. А судьба злосчастного конквистадора стала очевидным, горьким укором беззаботному существованию. Мы завидовали и сострадали бедному неудачнику. Оплакивали несбывшиеся мечты и радовались духовному родству с ним. Песня рвалась наружу. Казалось, ничто не может воспрепятствовать исполнению торжественного гимна не свершившимся надеждам...
«Но пелись баллады в вечерних тавернах, что ждет Эльдорадо отважных и верных. Под звуки органа твердили аббаты, что за морем страны так дивно богаты.
И в сонных глубинах мы видели город, где алых рубинов возносятся горы».
Не знаю, удавалось ли вам так славно провести вечер? Слезы счастья застилали глаза. Жизнь окончательно утвердила примат красоты. В ней не было места уродливой действительности. Даже патрульная машина, расцвеченная сине-красными огоньками, представилась нам той самой горкой драгоценных самоцветов в заветном городе обманчивого счастья...
Мягкие кресла и обивка автомобиля заглушили мощь наших голосов, наручники мешали жестикуляции, но мы напряглись и город услышал последний куплет трагической истории:
«И пламя клубилось,
И ждал конквистадор,
Чтоб в смерти открылось
Бродяга - художник, изредка появлявшийся в нашем городке, слыл непререкаемым авторитетом среди кочующих единоверцев. Умение отыскать в любом образе тайные желания и пороки не подарило ему поклонников. Но привлекало толпу зевак, слетавшихся поглазеть на чужое унижение, словно воробьи на свежие выплеснутые помои.
«Герои» его картин не замирали в окаменевших позах. Но плясали, кривлялись. Короче, реагировали на окружающий мир, пугая публику и уменьшая число потенциальных клиентов.