— Да, — ответила Стефани.
Главный редактор еженедельного «Островитянина», Дэвид Боуи, не считавший возраст Хелен Хафнер чем-то значительным, подался вперед и положил свою пухлую руку поверх руки девушки.
— Я знаю, что тебе это интересно, — сказал он. — И Винсу тоже. Поэтому сейчас он заведет свою волынку и все тебе объяснит.
— Потому что здесь школа? — сказала она улыбаясь.
— Точно, — ответил Дэйв. — И что хорошо для таких стариков, как мы?
— Вы учите только тех, кто хочет учиться.
— Точно, — повторил Дэйв и откинулся на спинку стула. — Прекрасно.
На нем не было ни пальто, ни куртки, только старый зеленый свитер. Дело было в августе. Для Стефани в патио было довольно тепло, несмотря на бриз, но она знала, что ее собеседники слегка озябли. В случае с Дэйвом это было необъяснимо: ему всего шестьдесят пять, да и лишние тридцать фунтов должны бы сыграть свою роль. Винс Тигги этим летом стал выглядеть под девяносто, хотя обычно ему давали не больше семидесяти. Худой, как щепка, для своего возраста он был очень подвижен, несмотря на скрюченные пальцы. Миссис Пэндер, секретарша, работающая в редакции «Островитянина» на полставки, пренебрежительно хмыкая, называла его «фаршированным шнурком».
— Политика «Серой чайки» заключается в том, что за газеты, заказанные посетителями, несут ответственность официантки, обслуживающие их столики. То есть, до тех пор, пока газеты не оплачены, они, по сути, куплены официантками, — объяснил Винс. — Джек сообщает об этом девушкам при приеме на работу, чтобы потом у тех не было повода приходить к нему и ныть, что они не знали об этом условии.
Стефани окинула взглядом патио, заполненное наполовину, хотя было уже двадцать минут второго, а затем помещение закусочной, окна которой выходили на Лосиную бухту. Внутри почти все столики были заняты, и она знала, что снаружи будет очередь до трех часов. Этот с трудом контролируемый хаос творится каждый год с Дня Памяти до конца июля. От официанток требуется уследить за каждым клиентом, и бедняжки рвут задницы, носясь с подносами, полными вареных лобстеров и моллюсков.
— Едва ли это… — Стефани замерла на полуслове, уверенная в том, что старики, выпустившие свою газету еще до того, как появилось понятие «минимальная заработная плата», рассмеются, если она закончит мысль.
— Честно. Ты должно быть это слово подбирала, — сухо сказал Дэйв и взял последнюю булочку из хлебницы.
«Честно» вышло у него как «честнусть», рифма к излюбленному янки слову «пусть», которое могло выражать, как согласие, так и сомнение.
Стефани была родом из Цинциннати, Огайо. Когда она впервые оказалась на Лосином острове для прохождения интернатуры в штате «Еженедельного островитянина», девушкой овладела глубокая грусть, которая на новоанглийском диалекте также рифмуется с «пусть». Как можно было выучить хоть что-нибудь, когда понимала она только одно слово из семи. А без конца просить людей повторять, что они сказали, чревато недоумением, а то и репутацией прирожденной идиотки (что на диалекте островитян звучит как «идиетки»).