Больше ничего подумать Милорадович не успел. Расстояние между ним и восставшими сократилось настолько, что его уже могли услышать, и все размышления вместе с чувствами мгновенно улетучились у него из головы. Так всегда случалось с ним перед боем – стоило начаться атаке, и он уже не думал, а только действовал. Так было очень много раз – когда-то он считал сражения, в которых участвовал, но после пятидесятого сбился со счета и перестал это делать. И каждый раз он действовал правильно, каждый раз ему удавалось обойтись в бою наименьшими потерями. Да и сам он выходил невредимым из каждого боя, за всю свою многолетнюю военную службу не получив ни одного ранения. Как-то он случайно услышал разговор двух солдат, которые называли его «заговоренным», и хотя тогда лишь посмеялся над такой слепой верой в удачу, порой ему казалось, что в их словах была доля истины. Бог как будто бы действительно хранил полководца в битвах, отводя от него пули и ядра – словно давая понять Милорадовичу, что он еще нужен своей стране и своим солдатам.
Теперь он точно знал, для чего был нужен, для чего судьба хранила его на поле боя. Не для войны, не для победы над врагами России. Для мира. Для того, чтобы не допустить гораздо более страшной вещи, чем война с другим государством. В этом и ни в чем другом было его главное предназначение, для этого он был рожден, а все остальное, вся его военная карьера и выигранные сражения, было лишь подготовкой к этому главному. «И я это выполню!» – было последней мыслью Михаила Андреевича перед тем, как он подъехал почти вплотную к выстроившимся перед памятником Петру людям.
– Здравия желаю! – крикнул он во все горло, и его сильный голос легко перекрыл царивший на площади шум. Это было не так уж трудно – когда-то Милорадович перекрикивал грохот пушек и стрельбу, и его команды прекрасно слышали все, кто воевал рядом с ним. Услышали его и теперь. На площади неожиданно стало тихо, и, быстро окинув толпу глазами, Михаил Андреевич увидел, что взгляды всех собравшихся теперь прикованы к нему. Среди множества обращенных к нему лиц было и несколько знакомых Милорадовичу. Нет, не несколько, гораздо больше! В более дальних рядах тоже стояли люди, которых он знал или хотя бы видел когда-то мельком. Знал по последней войне, видел под Бородином и в других местах сражений.
Михаил выхватил шпагу из ножен и резко взмахнул ею, салютуя военным. Некоторые из собравшихся вскинули руки к киверам, отдавая ему честь в ответ на его приветствие. Однако сделали это далеко не все. Большинство остались стоять, не шелохнувшись, и, глядя на них, те, кто поприветствовал генерал-губернатора, тоже поспешно и как будто бы виновато опустили руки. Милорадовичу показалось, что некоторые из стоявших в первых рядах офицеров посмотрели на них осуждающе.