- Вот они отужинают сейчас, в восемь часиков, да в девять уж на улицу им выход запрещен - все по порядку, все по регламенту здесь чинится, чтобы поселяне времени и силы в праздном шатайстве не тратили, глупостями свои головы не заполняли и вели себя благопристойно. Утром же у них побудка в семь часов, так что, видеть можете, выспаться имеют время.
- Что ж, пока мне все нравится здесь, - глядя в землю, сказал Норов. Но показал ты мне лишь один дом, первый, тобой, уверен, для показа подготовленный. Хочу теперь пойти хотя бы... в пятый!
Аракчеев услужливо закивал:
- Хоть в пятый, хоть в десятый - картину сходственную лицезреть будете, ваше величество! - сам же, в упор глядя на государя, за спиной раскинул веером пальцы и даже потряс рукой, что не оказалось не замеченным хозяном "нумера первого", который тотчас бросился в горницу, чтобы с помощью хозяйки схватить со стола щи и гуся да задами, по огородам побежать к "нумеру пятому". Еда была благополучно водворена в нутро печи, только щи перелили из одного горшка в другой, а гуся переложили на другое блюдо и не ногами вверх, а на бочок, так что, когда Норов пришел с ревизией в этот дом, то ему и здесь пришлось удивляться тому, сколь сытно кормятся хозяева и солаты-постояльцы. Он лишь спросил у Аракчеева, когда вышли на улицу:
- Алексей Андреич, сиде, конечно, хорошо, что и тут и там едят на ужин щи и гусей, но как же получается - везде одно и то же?
- И-и, батюшка! - не замедлил с ответом Аракчеев. - Вы по всем домам пройдете - повсюду сегодня вкушают одни и те же кушанья. Таков уж распорядок, чтобы извести зависть и злопыхательство, столь обычные среди людей, когда видят разницу. Завтра же - иное: суп с ячневой крупой ис клецками да поросенок с хреном, а на третье - кисель овсяный. Разуметься должно само собой, что хозяева, по мере сил и при наличии избытка, имеющих, как я знаю, быть, добавляют от себя к писаному рациону что-либо от себя. Я тут уж молчу, даю волю людям поесть всласть, ибо для люда простого вкусная еда - одна из немногих радостей, дарованных им судьбой. Но винишком баловаться запрещаю - токмо по праздникам большим пропустят стаканчик-другой-третий, а так - тишина и покой.
Норов зашел ещё в два дома - везде уют и чистота, в печах горячие щи, гуси, наваренный кисель и хлеб.
"Да что же это говорили о поселениях военных? - был сумрачен Норов, когда выходил из последнего дома. - Бывал я в русских деревнях, повсюду грязь и голод, дети оборванные, в цыпках, скотина в жилых покоях. Здесь все иначе! Все сыты, одеты и довольны, нет пьяных, всюду строгость и порядок..."