Наказание свободой (Рязанов) - страница 126

…Долгие годы я старался не вспоминать этот эпизод своей неудачно сложившейся юности, считая его просто жестокой выходкой надзирателей-садистов. Но однажды мне подумалось: ведь они не по злому умыслу так со мной поступили, — вероятно, из жалости ко мне, из двух зол хотели выбрать, по их разумению, меньшее. Хотя никому из них, уверен, не пришлось испытать на себе даже это меньшее.

Я вроде бы спал, но одновременно слышал и осознавал, что происходило вокруг. Сначала с металлическим стуком совсем рядом отвалилась дверца кормушки, и надзиратель не крикнул, а просто сказал:

— Подъём.

И кормушка снова закрылась. Однако в камере, вероятно, никто не собирался вставать. Правда, к параше подходили всё чаще, но на меня не обращали внимания. А я про себя как бы просил кого-то, в чьих это возможностях:

— Ну, ещё минуту, ещё немножко…

Наконец блаженство полузабытья разом оборвалось, кто-то поблизости гаркнул:

— Лёха! Гость!

Через минуту, не более, я услышал над головой другой голос:

— Кого это нам тут подкинули? И — с чумайданом! С большим чумайданом…

И уже прямо ко мне адресовались слова:

— Ты кто такой, мальчик?

Я разлепил глаза, стянул с себя телогрейку, приподнялся и сел. На меня таращились светлые алчные глазищи. Физиономия человека, который, как я догадался, и есть тот самый Лёха, выглядела весьма необычно. Думаю, если постричь гориллу под нулёвку и побрить морду, портретное сходство оказалось бы абсолютным. Это человекообразное существо сидело напротив на корточках и разглядывало меня, как предмет, нечаянно найденный на дороге.

— Я не мальчик, — сказал я.

— А кто же ты? Девочка?

Губы его растянулись в какой-то невероятной улыбке, обнажившей жёлтые зубы-клавиши. Он победно зыркнул по сторонам, а я тут же выпалил:

— Я — мужик. Фраер.

— Ах ты мужик! Кулак?

— Никакой я не кулак. Откуда вы это взяли?

— А чемойдан? Сундук — кулацкий.