Лёвка у выхода из барака, охраняемого «зелёными», повернул в нашу сторону. Вернее, его развернули. Он продолжил свой путь вдоль нар и указал ещё на одного из своих, с ним немедленно расправились — столь же споро и жестоко.
В этот миг началась стрельба с вышек. За стенами барака произошло что-то такое, отчего всполошилась охрана лагеря. Я уловил там, в зоне, какие-то выкрики. Ну и ну…
Лёвка подходил к нам ближе и ближе. И когда, приблизившись, упёрся в меня мученическим взглядом, в котором отразилось многое: тоска, так хорошо знакомая мне, страх, передавшийся сейчас и мне, отчаянье, обречённость… И словно электрический ток пронизал меня от мозга до пяток — подумалось: а вдруг он укажет на меня? Как следователь тюремному вертухаю восьмого мая.
Но я не успел представить, что со мной станет, если длинный жёлтый ноготь пахана повернёт в мою сторону — Лёвка перевёл взгляд на Кимку, на его соседа, и процессия прошествовала мимо.
Тем временем Стариков оделся, обулся в отнятые блатарями днём офицерские сапоги и в сопровождении нескольких, похоже, бывших командиров — выправка это подтверждала — покинул барак. Выстрелы не остановили их.
Потом увели Лёвку и его дружков, которые унесли с собой трупы. Несомненно, блатарь, выскочивший с пикой, был мёртв. Мне до тошноты не хотелось видеть его вблизи, но я ничего не мог поделать с собой и не заставил себя отвернуться, когда труп проносили мимо. Голова его безжизненно болталась в такт шагам несущих, а глаза так и остались широко открытыми — молочно-голубые глаза с остановившимся навсегда взглядом.
Ещё несколько минут назад он был жив. И вот — всё. Конец. Как бы продолжением случившегося мне представилось: а что, если «зелёные», разделавшись с блатными, начнут калечить и истреблять всех остальных? Они сокрушат и уничтожат кого угодно — страшная перемалывающая сила. Берлин взяли, в груду развалин превратили, тысячи отборных эсэсовцев-головорезов искрошили, что для них представляет жалкая кучка зеков?
Разобрав вещи, под чёткие команды «зелёные» без спешки покинули барак. Выстрелов больше не слышалось. Некоторые из оставшейся шантрапы сначала боязливо выглядывали в зону, затем один за другим потянулись к вахте.
Кимка и я гадали: что стряслось с Серёгой и Витькой? Где они? Дёрнула их нелёгкая потащиться после ужина в другой барак. В гости. Серёга постоянно тёрся возле воров и, если его заприметили «зелёные» или указал длинный Лёвкин ноготь… И Витька с ним заодно может пострадать. Хотя кто они? Мелкая шушера. Симпатизирующие «людям». Всего-навсего. Но кто будет в такие подробности вникать? Я видел, как выдёргивали с нар тех, на кого указывал Бухгалтер. Надо же, такой авторитетный «честный» вор, и — предал. Своих дружков сдал. Всех. И сразу. А может быть, и не сразу. Судя по внешнему виду, его беспощадно били. Левая рука висела как привязанная. Поломали, наверное. Но во мне не возникло сострадания.