Я приподняла бровь.
– Не причиняете? А как же кровь, которую вы пьёте?
– Мы не виноваты, что она требуется нам, чтобы жить, – сказала Эрика просто. – Я в своей жизни не убила ни одного человека. И папа тоже не убивает.
Я сообразила, что впервые беседую с вампиром. До сих пор у меня с ними был короткий разговор: вижу тварь – стреляю, тут, сама понимаешь, не до болтовни. Или я её прикончу, или она убьёт меня, третьего не дано. А глядя на Эрику, я даже не могла нажать на спусковой крючок, только держала на мушке, поражаясь своей слабости. Стрелять в неё было по ощущениям всё равно что стрелять в ребёнка – беззащитного и невинного. Её такое наивное «пожалуйста, не убивайте нас» и поразило меня, и, как ни странно, позабавило. Ещё ни одна кровососущая тварь не просила у меня пощады – все они сражались за свою жизнь, показывая зубы, а Эрика смотрела на меня влажными глазами, не двигая и пальцем, чтобы себя защитить. Я не понимала её игры: зачем ей садиться ко мне в машину, не будучи уверенной, что она сможет меня одолеть? Верить в то, что она надеялась на моё милосердие, было крайне глупо... Или она именно на это и рассчитывала? Нет, невозможно... Уму непостижимо. Ведь я охотник, я не щажу кровососов, и ей это должно было быть прекрасно известно!
– Пожалуйста, – повторила она тихо и умоляюще. – Не трогайте нас. Если вы будете истреблять таких, как мы с папой, наше место займут настоящие монстры, для которых издревле приемлем лишь один способ питаться – убивая.
– То есть, ты хочешь сказать, что вы – гуманные? – Я пока не спешила убирать пистолет.
– Называй это как хочешь, – сказала Эрика. – Люди в наших хранилищах в жизни были несчастны, а теперь чувствуют себя счастливыми. Они погружены в состояние вечного блаженства, нескончаемой нирваны.
– Откуда вы знаете, кто счастлив, а кто нет? – Странно, но всё больше мне хотелось убрать оружие. Слишком тяжёлым оно стало. Мне чудилось, будто когда-то я слышала этот голос, и он говорил мне тогда много нежных слов.
– Лишь взглянув на человека, мы узнаём о нём всё, – ответила Эрика. – Если он безысходно несчастен, это чувствуется. И сиюминутное плохое настроение от настоящего непоправимого горя тоже отличается.
– Нет безвыходных ситуаций, – сказала я. – Всегда можно что-то сделать, как-то помочь.
Эрика покачала головой, глядя на меня с какой-то удивительной нежной грустью.
– Не всегда, – проговорила она. – В жизни эти люди задумывались о самоубийстве. У некоторых даже были попытки. Они зашли в тупик.
– То, что даёте им вы – лишь иллюзия. – Моя рука ослабела так, что я опустила пистолет. И не поверишь – испытала от этого несказанное облегчение, как будто удержалась от чего-то страшного.