Многочисленные родственники при власти диссидента-расстригу (назовем его Лэ) снисходительно жалели и время от времени подкидывали крохи с барского стола. Сначала ему отстроили дом в столице, где по четвергам собирались вперемешку бизнесмены, деятели культуры и дорогие проститутки. Туда всегда можно было привести иностранцев, дабы они воочию убедились, что культурная и деловая жизнь в стране вовсю кипит, а заодно послушать, кто и что будет говорить, выпив и баб поглаживая...
Дальше – больше. В конце семидесятых Лэ стал хозяином шикарного загородного особняка в сотне километров от столицы, куда его политродственнички вовсю таскали иностранных (читай – американских) партнеров для встреч без галстуков, а порой – и без штанов, если на встречах присутствовали дамы легкого поведения. Естественно, особняк был просто нашпигован разной записывающей аппаратурой – ведя дела со штатниками, родственники дядюшки Лэ старались подстраховаться.
Не учли они только одного. Не такой уж и дурак был «хозяин» виллы, чтобы не понять, какие дела крутятся и какие деньжищи проходят, и все мимо него! А поняв, возненавидел всех своих родичей, чувствуя себя ограбленным и изнасилованным одновременно. В душе бывшего специалиста по творчеству Диккенса забушевали прямо-таки шекспировские страсти и... На этом его и подцепил Саня Котов, скрупулезно изучивший политическую флору и фауну региона.
Они «случайно» встретились на корпоративной вечеринке в торговом представительстве фирмы «Мерседес» в столице, куда дядюшка Лэ время от времени выезжал, чтобы отвлечься от загородной жизни. Разговор почему-то зашел о творчестве Диккенса, и молодого советского журналиста (а именно в этой роли выступал Котов) просто потрясла глубина знания предмета разговора его нового знакомого, и он не постеснялся ему об этом сказать. И попал в яблочко! За долгие годы дядюшке Лэ просто осточертело вежливо-снисходительное отношение со стороны родственников, сотрудников родственников и даже шлюх родственников. Ему хотелось, чтобы его слушали, развесив в восхищении уши. Ему хотелось... ему так хотелось уважения, черт побери! Новый собеседник, а потом и приятель прекрасно умел уважительно и восхищенно слушать. И Лэ понесло, и он разговорился! На голову мнимого корреспондента «Известий» высыпалось столько интересного и разного, что вскоре на встречи с Лэ липовая акула пера стала брать по нескольку портативных диктофонов, так как в память одного все сказанное перестало вмещаться, а менять пленку посреди доверительной беседы – неэтично.