– Правда? – снова забеспокоился Игнасио.
Я опять помотал головой, на этот раз утвердительно. Игнасио, казалось, минуту размышлял, вертя в пальцах стакан с виски, а потом сделал глоток и изрек:
– Ладно, не волнуйся: надо еще раз попробовать, и все получится. Она откроется.
– Мы не должны рисковать, что она не откроется, – уточнил Марсело. – Ты что, не понимаешь? Мы же не можем ходить по зданию целый день взад-вперед. Все должно получиться с первого раза.
Игнасио, соглашаясь, моргнул, пребывая в совершенно растрепанных чувствах. А затем простодушно спросил:
– А потом что?
По-приятельски положив руку на плечо, Марсело заглянул ему в глаза и недобро улыбнулся. Вне всякого сомнения, Игнасио угадал ответ прежде, чем Марсело заговорил:
– Для чего, по-твоему, мы здесь? Чтобы попросить у тебя совета?
С видом искреннего недоверия Игнасио упрекнул его:
– Не издевайся надо мной, Марсело!
– Гляди, – начал говорить Марсело медленно, словно подбирая слова, и пока он тянул время, короткий приступ глубокого сухого кашля внезапно стер улыбку, блуждавшую на его губах.
Справившись с кашлем, он пригладил мохнатые брови двумя пальцами и продолжил:
– В квартиру надо войти во что бы то ни стало. Это единственный способ помочь Томасу выпутаться из неприятностей. Ты представляешь себе, что начнется, если они обнаружат девушку раньше, чем мы там побываем?
Игнасио уныло кивнул и произнес:
– Могу себе представить.
– Ну тогда что же ты, дружище! – настаивал Марсело. – Если уж мы ему не поможем, то кто поможет? Для этого и существуют друзья, по-моему.
– Да, да, – согласился Игнасио, слегка устыдившись. – Но послушай, тут же совсем другое дело… Кроме того, имей в виду, я отец семейства и…
– Не морочь мне голову, Игнасио, ради бога! Эту дверь надо открыть, а у нас это может не получиться. А вот у тебя… Я помню, твой отец всегда говорил, что ты лучший слесарь во всей Барселоне.
При этих словах выражение лица Игнасио смягчилось.
– Да, ты же помнишь, каким был папа…
Улыбка исчезла с его губ.
– Хотя, чего уж тут лукавить, – добавил он с наигранной скромностью, любуясь своими длинными изящными пальцами и шевеля ими, словно открывал и закрывал веер, – честно говоря, это занятие было мне не совсем противно.
– Не скромничай, Игнасио, – элегантно польстил ему Марсело.
– Помнится, однажды… – пустился в воспоминания Игнасио.
– Бога ради, Марсело, – встрял я, – не впутывай ты его в это.
– Почему бы тебе не заткнуться, Томас, и не предоставить все мне? – укорил меня Марсело. – Слишком все далеко зашло, а тут еще ты лезешь со своими угрызениями совести.